В разреженном воздухе - Джон Кракауэр Страница 63

Сигекава объяснял: «Мы были слишком уставшими, чтобы помогать. Высота больше 8000 метров — это не то место, где люди могут позволить себе этичные поступки».

Отвернувшись от Сманлы и Морапа, японцы возобновили свое восхождение, миновали молитвенные флаги, оставленные ладакхцами на высоте 8700 метров, и, продемонстрировав изумительное упорство, в 11:45 утра достигли вершины при ураганном ветре. Роб Холл находился в это время на Южной вершине, сражаясь за свою жизнь, всего в получасе хода вниз от японцев по Юго-восточному гребню.

Возвращаясь по Северо-восточному гребню назад, в их высотный лагерь, японцы прошли снова мимо Сманлы и Морапа на верхушке Второй ступени. В этот раз Морап, казалось, был мертв; Сманла хоть и был все еще жив, но безнадежно запутался в веревке перил. Шерп из японской команды, Пасанг Ками, освободил Сманлу от веревки и продолжил спуск вниз по гребню. Когда японцы миновали Первую ступень — то самое место, где они прошли мимо Пелджора, лежащего в снегу в бредовом состоянии, то в этот раз японцы даже не взглянули на третьего ладакхца.

Через семь дней экспедиция индо-тибетской пограничной службы предприняла вторую попытку штурма вершины. Выйдя из своего высотного лагеря 17 мая в 1:15, два ладакхца и три шерпа вскоре дошли до замерзших тел своих товарищей по команде. Они сообщили, что один из них, в предсмертных муках, снял с себя почти всю одежду перед тем, как окончательно уступить стихии. Сманла, Морап и Пелджор были оставлены на горе, там, где они погибли, а пятеро альпинистов продолжили восхождение и достигли вершины в 7:40 утра.

11 мая 1996 года, 7:30. 7900 метров

Кружась и кружась по растущему кругу,

Охотник и сокол не слышат друг друга;

Все рвется на части — центр больше не держит,

В пучину анархии мир весь повержен,

Преград больше нет для кровавой лавины,

Обряды невинности тонут в пучине.

Когда в воскресенье 11 мая, около 7:30 утра, я приплелся назад в четвертый лагерь, то был просто подавлен фактами уже случившихся и еще только назревавших событий. Я чувствовал себя совершенно разбитым физически и эмоционально после того, как в течение часа прочесывал Южную седловину в поисках Энди Харриса; эти поиски убедили меня в том, что он мертв. Радиопереговоры с Робом Холлом, находящимся на Южной вершине, были перехвачены моим товарищем по команде Стюартом Хатчисоном, и нам стало ясно, что наш руководитель попал в очень тяжелую ситуацию и что Дуг Хансен погиб. Члены команды Фишера, которые, заблудившись, провели почти всю ночь на седловине, сообщили, что Ясуко Намба и Бек Уэзерс были мертвы. А Скотт Фишер и Макалу-Го, по всей видимости, погибли, или были близки к гибели, находясь на 360 метров выше палаток.

Столкнувшись с этими фактами, мой мозг погрузился в странное состояние отстраненности от происходящего, когда ты действуешь как автомат. Одновременно с четким осознанием действительности во мне возникла эмоциональная нечувствительность, словно я спрятался в бункере глубоко внутри своего черепа и смотрел на трагедию, происходившую вокруг меня, сквозь узкую щель. Когда я отупело всматривался в небо, мне казалось, что оно превратилось в неестественно тусклую тень слабо-голубого цвета, словно его отбелили. Зубчатый горизонт пылал похожим на корону заревом, которое мерцало и пульсировало перед моими глазами. С удивлением я понял, что круговерть спуска начинала затягивать меня в кошмарные владения безумия.

После ночи, проведенной на высоте 7900 метров без кислородной поддержки, я был обессилен и изнурен даже больше, чем в предыдущий вечер, после возвращения вниз с вершины. Я знал, что пока мы не получим хоть немного кислорода или пока не спустимся в нижний лагерь, состояние моих товарищей, так же как и мое, будет быстро ухудшаться.

Программа быстрой акклиматизации, которой следовали Холл и большинство других современных покорителей Эвереста, является очень эффективной: она позволяет альпинистам приступить к штурму вершины после относительно короткого четырехнедельного периода пребывания на высоте больше 5200 метров — включая только одну акклиматизационную вылазку с ночевкой на высоте 7300 метров [58]. Кроме того, эта стратегия строится на предположении, что каждый будет иметь постоянную кислородную поддержку выше 7300 метров. Если же по какой-либо причине кислородная поддержка прекращается, то никто не поручится за безопасность альпинистов.

Разыскивая остатки нашей команды, я обнаружил Фрэнка Фишбека и Лу Кейсишка лежащими в соседней палатке. Лу бредил, кроме того, у него была снежная слепота, он ничего не видел и был не в состоянии хоть как-то себе помочь, только бормотал что-то несвязное. Фрэнк выглядел так, словно он был в состоянии сильнейшего шока, но все же заботился о Лу. Джон Таск и Майк Грум были в другой палатке; казалось, что оба они спали или были в бессознательном состоянии. Хоть я и чувствовал себя разбитым и слабым, но было совершенно очевидно, что все остальные, за исключением Стюарта Хатчисона, находились в еще более плохом состоянии.

Переходя от палатки к палатке, я пытался найти хоть немного кислорода, но все попадающиеся мне канистры были пусты. Надвигающаяся гипоксия вместе с тяжелой усталостью обострили ощущение хаоса и отчаяния. Из-за непрестанного шороха болтающегося на ветру нейлона было невозможно переговариваться из палатки в палатку. Батареи в нашем единственном оставшемся радиопередатчике были почти разряжены. Атмосфера предельного запустения и распада заполнила лагерь, усиленная тем фактом, что наша команда, последние шесть недель полностью полагавшаяся на своих проводников, вдруг осталась без лидеров: Роба и Энди не было с нами, а Грум хоть и присутствовал, но прошедшей ночью он прошел через ужасное испытание. Сильно обмороженный, он лежал бесчувственный в своей палатке и даже не мог говорить.

Поскольку все наши проводники вышли из строя, Хатчисон принял на себя роль лидера. Подтянутый, серьезный молодой человек из высших слоев англоязычного общества Монреаля, он был блестящим врачом-исследователем, принимавшим участие в больших альпинистских экспедициях раз в два или в три года, поскольку имел мало времени для занятий альпинизмом. Во время кризиса в четвертом лагере он проявил себя с наилучшей стороны.