Атаман Платов - Владимир Лесин Страница 63

В целом высоко оценивая Барклая де Толли как человека «ума образованного, положительного, терпеливого в трудах», то есть работоспособного, равнодушного к опасности, не подверженного страху и т. д., он в то же время считал его «нетвердым в намерениях», «робким в ответственности», «боязливым перед государем», с чем никак не согласуются многие поступки Михаила Богдановича.

По мнению М. А. Фонвизина, характерной чертой военного министра была независимость. Барклай де Толли не остановился даже перед удалением из армии великого князя Константина Павловича, который без тени смущения обвинял его перед солдатами чуть ли не в предательстве. Отделаться таким же образом от Платова «для блага службы» он не мог без высочайшего на то соизволения. Ответа же на свой рапорт от 22 июля командующий пока не получил.

6 августа русские войска оставили Смоленск. Со сдачей города, считавшегося ключом от Москвы, авторитет Барклая де Толли приблизился к нулю.

П. И. Багратион — А. А. Аракчееву,

7 августа 1812 года:

«…Ваш министр, может, хороший по министерству, но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я не виноват, что он нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругает его насмерть».

Точно так же отзывался о Барклае и генерал Д. С. Дохтуров в письме к жене.

Терялось уважение к военному министру и в обществе. Вот, к примеру, как судили о военачальнике тамбовские женщины. «Не можешь вообразить, — писала одна из них, обращаясь к своему адресату, — как все и везде презирают Барклая».

Конечно, Барклай де Толли допускал ошибки. В частности, под Смоленском, сразу же после соединения русских армий, он имел возможность нанести хотя бы частичное поражение противнику, пока тот еще не успел сосредоточиться, но потерял немало времени. Ошибся и позже, когда переводил свои войска с Рудненской дороги на Пореченскую и обратно. Но отступление от города, в конечном счете, еще современники признали правильным, — правда, уже после того, как улеглись страсти.

Какая несправедливость! Полководец «с самым благородным, независимым характером, геройски храбрый, благодушный и в высшей степени честный и бескорыстный», как характеризовал его Фонвизин, человек, беззаветно служивший родине и, быть может, спасший ее «искусным отступлением», больше других заботившийся о нуждах солдат, не только не был любим ими, но и постоянно обвинялся Бог весть в каких грехах.

Кто виноват в этой вопиющей неблагодарности? Дикость черни, на которую указывал А. С. Пушкин? Или те, кто сознательно или бессознательно внушал ей нелюбовь к спасавшему народ вождю? Знать это чрезвычайно важно, ибо сложившаяся в армии атмосфера отразилась на судьбах многих людей, в том числе и на положении атамана Платова.

На мой взгляд, главным виновником создавшейся обстановки следует признать императора Александра, который слишком долго не мог преодолеть честолюбивого желания лично руководить боевыми действиями. Лишь 8 августа он назначил главнокомандующим всеми российскими армиями фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. Кандидатуру великого полководца настойчиво отстаивала перед царем Москва.

В бою под Смоленском отличилась дивизия генерала Д. П. Неверовского. «Каждый штык ее, — восхищался Д. В. Давыдов, — горел лучом бессмертия!» На следующий день на помощь ему подоспел корпус H. H. Раевского. Русские отступили за стены крепости и решили защищать город до подхода главных сил П. И. Багратиона.

Рано утром 4 августа H. H. Раевский получил от П. И. Багратиона записку: «Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединиться с тобою. Держись, Бог тебе помощник!»

Князь П. И. Багратион не пришел на помощь другу. М. Б. Барклай де Толли отправил его армию на Московскую дорогу, чтобы не позволить Наполеону обойти левый фланг русских. Он вывел из города солдат H. H. Раевского, оставил в нем уцелевших героев Д. П. Неверовского, подкрепив их корпусом Д. С. Дохтурова и дивизиями П. П. Коновницына и принца Евгения Вюртембергского. Два дня они отражали исступленные атаки французов.

Общий штурм крепости не имел успеха. Наполеон приказал начать обстрел города из 300 орудий. «Тучи бомб, гранат и начиненных ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви, — вспоминал Ф. Н. Глинка, — все, что может гореть, запылало».

6 августа русские войска оставили Смоленск.

П. И. Багратион не выбирал выражений: «Подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию». Это в письмах к ближайшим сотрудникам царя. Перед подчиненными и самим военным министром Петр Иванович старался сдерживаться.

Других же ничто не смущало. Великий князь Константин Павлович, которого когда-то отчитал А. В. Суворов за неуважительное отношение к генералу А. Г. Розенбергу, забыл урок великого полководца. Однажды, подъехав к фронту солдат, он позволил себе сказать:

— Что делать, друзья? Мы не виноваты… Не русская кровь течет в том, кто нами командует.

От Смоленска отступали тремя колоннами. «Солдаты очень приуныли. Шли, повесив головы. Каждый думал: что-то будет?»

7 августа у Валутиной Горы, что за речкой Колодней, отряд П. А. Тучкова силами около трех тысяч человек, половину из которых составляли донские казаки А. А. Карпова, и одной роты артиллерии должен был остановить два пехотных и два кавалерийских корпуса противника, чтобы дать возможность войскам 1-й и 2-й армий, отступавших от Смоленска разными дорогами, сойтись на Лубинском перекрестке и продолжать движение к Соловьевой переправе через Днепр.

К полудню неприятель показался перед позицией русского авангарда, который к этому времени получил в подкрепление свыше двух тысяч гренадеров и шесть орудий. Продержавшись с этими силами у Валутиной Горы часа три, П. А. Тучков отступил за реку Страгань, где должен был стоять до последнего, чтобы решить поставленную перед ним задачу. О том, насколько большое значение придавал М. Б. Барклай де Толли удержанию этой позиции, можно судить по воспоминаниям его адъютанта полковника В. И. Левенштерна. Вот о чем поведал он много лет спустя.

Отступив за Страгань, П. А. Тучков лично доложил командующему, что больше не в состоянии противиться неприятелю, напиравшему на его отряд силами четырех корпусов. И услышал в ответ:

— Генерал, возвращайтесь к своим солдатам и умрите вместе с ними, защищая Отечество; если вы еще придете сюда, я прикажу вас расстрелять.

Павел Алексеевич был способен положить свою жизнь на алтарь Отечества. А вот задержать неприятеля теми силами, какими располагал в тот момент, едва ли. Понимая это, начальник штаба 1-й армии А. П. Ермолов срочно направил ему на помощь 1-й кавалерийский корпус, в состав которого входил и лейб-гвардии казачий полк. Кроме того, ему были подчинены четыре гусарских полка, правда один неполный, из отряда Ф. К. Корфа. Теперь численность авангарда достигла 10 тысяч человек, с которыми П. А. Тучков и вступил в бой против 35 тысяч отборных французских войск Нея, Мюрата и Жюно.