Хозяин берега - Леонид Словин Страница 63

— Вместе шли к вокзалу?

— Мы быстро расстались.

— Он от вас отошёл? Или вы?

— Я… — Хозяйственник бросил взгляд на чемодан, обвёл глазами попутчиков — оба молчали. — Дело в том, что Артура встречали…

Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы.

— Встречали? — переспросил Денисов.

— Он извинился, пошёл вперёд.

— Вы видели встречавших?

— Не видел.

— Почему вы думаете, что его встретили?

— Он сказал: «За мной пришли, извините!» — Дрога как-то неловко достал пачку папирос, раздумал, снова сунул в карман.

— Прощаясь, больше ничего не сказал?

— По-моему: «Надвигается шторм…» Что-то в этом роде.

— Вы говорили о море?

— Ни полслова. Вообще этой темы не касались.

— «Надвигается шторм»?

— Я сам удивился.

Подождав, Денисов начал заход, на этот раз менее стремительный.

— Вы сошлись с Артуром ближе других. Что он рассказал о себе?

— Почти ничего. — Дрога подумал. — Занимается насекомыми. С детства. Шахматист… Что ещё? Рассеян чудовищно: хотел бриться — электробритву водил обратной стороной, пока я не подсказал.

«Непонятно», — подумал Денисов.

— Он брился после посадки? Или под Москвой.

— Под Москвой.

— Пожалуйста, вспомните всё.

— Был за границей… Да! Тётка у него умерла, осталось наследство…

— Любопытно.

— Несколько тысяч.

— Вы видели деньги?

Дрога пожал плечами:

— Не только я! Тогда стали платить за бельё — у него одни сторублёвки. Абсолютно непрактичен. — Транзитный вздохнул. — У меня тоже была сторублёвая купюра — навязали в сберкассе, но я её сразу разменял.

Денисову показалось, что он слишком быстро ведёт свою партию, поэтому обязательно что-то упустит.

— Разрешите ваш паспорт.

— Видите ли… Мы переезжаем из Оша, — Дрога замялся. — Документы на прописке. — Он не снял ни перчаток, ни шапки, каждую секунду готовый в путь.

— Запишите данные.

Дрога неловко стащил перчатку.

Денисов подал блокнот:

— Вы служили на флоте?

— А что?

— У вас якорь на руке, как у меня. Отсюда совсем-совсем немного до разговоров о море… «Надвигается шторм»!

— Память детства. Во флоте я не служил. Пехота…

— Вот у Алексея интересная татуировка! — неожиданно вступил в разговор Юрий Николаевич.

Монтажник в углу нахмурился:

— Глупости, — в свободном от волос квадрате лица мелькнули рассерженные глазки.

— А что именно? — заинтересовался Денисов.

— «Не всякому прощай!» — Юрий Николаевич стряхнул пепел. — Я ещё в поезде заметил. Угроза и предостережение… Если б не узнал вас ближе, Алёша, наверное, сто раз подумал бы, прежде чем с вами ссориться… голос его стал вкрадчивым. — Наверное, болезненно было?

Денисов мысленно поздравил себя с тем, что не разговаривал с каждым пассажиром в отдельности, как принято, а собрал всех вместе в маленьком классе.

— Не очень, — монтажник усмехнулся.

— Мода! — Юрий Николаевич — словно заботился о том, чтобы приличные люди, даже попав под пристальные очи закона, беседовали и вели себя подобающим образом. — В своё время, помню, меха носили у подбородка, потом на полах. Скоро, наверное, снова поднимут к шее…

Денисов встал, прошёл от окна к двери: похоже было — с появлением Дроги всё ещё больше запуталось.

— Не помню, кто заметил: особо разительное увидеть на нашей планете невозможно, вертимся в одном и том же круге мод, технических идей. Сами судите! Радиус нашего шарика шесть тысяч километров, — Юрий Николаевич очертил круг сигаретой, — высота величайших гор и глубина впадин не превышает девяти. Девять километров на шесть тысяч! Это же идеальный шар с коэффициентом допустимости первого-второго класса…

Раздался звонок — звонил Сабодаш.

— Только что сообщили… Слышишь меня? Потерпевший скорее всего не выживет. Сейчас он в институте Склифосовского, следователь там.

Денисов положил трубку, помолчал. Сообщение дежурного его словно подстегнуло.

— Во что вы играли ночью? — спросил он. — В терц, в дербец, в стос?

В кабинете стало ещё тише. Денисов понял, что не ошибся.

— Банк был велик?

Никто не ответил, но теперь он знал точно: игра шла большая. По словам проводницы, они произнесли имя Катенька. «Катеньками» называли сторублёвые купюры со времени выпуска первых бумажных денег — за портрет Екатерины Великой на ассигнациях.

Денисов подошёл к окну.

Неприметный в темноте вагон напротив наполнялся пассажирами — то в одном, то в другом его конце вспыхивали светлячки сигарет. Портьеры в классе задёрнуты не были, и курившие, должно быть, видели небольшой зал с учебными пособиями в простенках и четверых мужчин, собравшихся здесь в ранний час.

— Так или иначе, придётся об этом говорить… — сказал Денисов.

Звонок раздался совсем некстати. Докладывал младший инспектор:

— Доставили железнодорожные билеты, они оставались в вагоне… Проводница передала.

— Как с моими справками?

— Проверил по адресному…

Денисов наконец положил трубку, повернулся к прибывшим:

— Что за игра? Обычная академическая?

Юрий Николаевич устроился удобнее на стуле, вытянул ноги.

— Бог мой! Я и сам не знаю, что за игра! — он прикрыл веки пальцами. Алексей! В этом вопросе вы наиболее сведущи, от вас всё зло. Вам и карты в руки. Извините за неудачный каламбур.

Монтажник покраснел, не вставая, собрал с подоконника перчатки, сунул в карман.

— Сведущ, может, и больше. Не спорю! А играл меньше вас… — Он вдруг заговорил, быстро выстреливая слова-предложения: — Чудак один. Обучил… Когда в самолёте летели. Из Лабытнанги. Три карты каждому.

Картинки по десять очков, остальные по курсу. У кого больше очков, тот выиграл…

— «Сека», — кивнул Денисов.

— Когда меня перевели к ним в купе, я показал. До этого они в шахматы играли. Дрога загорелся: «По копеечке!» — он говорил о третьем пассажире как об отсутствующем. — Артур играть не хотел. Дрога и его уговорил… Юрий Николаевич засмеялся:

— Мне поначалу везло. Потом проиграл две зарплаты. Бог мой! Пришла удивительная карта — двадцать девять очков! Впервые за игру!