Красный монарх: Сталин и война - Саймон Себаг-Монтефиоре Страница 64

Сделать это было нетрудно, потому что Георгий Жуков управлял Берлином. Иосиф Виссарионович перекроил Европу по своему усмотрению и разослал наместников править континентом. Анастас Микоян вылетел кормить немцев. Маленков и Вознесенский отправились решать на месте, разрушить ли немецкую промышленность или не трогать, чтобы создать в Германии новое государство-сателлит Советского Союза. Андрей Жданов хозяйничал в Финляндии, Ворошилов – в Венгрии, Булганин – в Польше, Вышинский – в Румынии.

Когда позвонил Хрущев, чтобы поздравить вождя с великой победой, Сталин грубо оборвал его и велел не отнимать у него время.

24 мая, в 8 часов вечера, Сталин устроил в Георгиевском зале Кремля банкет для членов политбюро, маршалов, певцов, актеров и даже польских шахтеров. Около Боровицких ворот выстроилась длинная очередь из лимузинов. Гости торопливо рассаживались по местам и терпеливо ждали. Когда появился Сталин, своды дворца потрясли оглушительные овации и крики «Ура!».

Молотов произносил тосты за маршалов. Военные чокались с членами политбюро. Со временем дошла очередь и до адмирала Исакова. Он потерял ногу в 1942 году. Сталин, не утративший мастерства в обращении с людьми, встал и направился к стоящему в дальнем углу столу, чтобы чокнуться с доблестным моряком. Затем вождь похвалил великий русский народ и даже мимоходом упомянул о своих ошибках:

– Другой бы народ сказал своему правительству: вы не оправдали наших надежд. Уходите, мы выберем себе новое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам спокойную жизнь.

Позже Сталин спросил Жукова и других маршалов:

– Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев: солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов?

Иосиф Виссарионович решил, что принимать парад следует верхом. Он никогда не ездил на лошадях, но жажда славы горела в нем с неослабевающей силой. Сталин начал в большой тайне учиться ездить на белом арабском жеребце. Его для Верховного специально выбрал Семен Буденный. 15 июня, за неделю до парада, вождь надел брюки галифе и сел на коня. При этом событии, скорее всего, присутствовал его сын Василий. Когда Сталин вонзил жеребцу в бока шпоры, тот стал на дыбы. Наездник схватился за гриву и попытался удержаться в седле. Лошадь легко сбросила его с себя. Он упал на землю и сильно ушиб плечо. Поднявшись, Иосиф Виссарионович гневно воскликнул:

– Пусть Жуков принимает парад! Он кавалерист.

В Кунцеве он поинтересовался у Георгия Жукова, не разучился ли тот ездить верхом.

– Нет, не разучился, – ответил слегка удивленный маршал. – Я и сейчас иногда езжу верхом.

– Вот что, вам придется принимать парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

– Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный главнокомандующий, по праву и обязанности следует вам принимать парад.

– Я уже стар принимать парады, – возразил Сталин. – Принимайте вы, вы помоложе.

Маршал Жуков должен был принимать парад на белом арабском жеребце, которого ему выберет Буденный. На следующий день Жуков уже проводил репетиции парада Победы на Центральном аэродроме. Неожиданно к нему подошел Василий Сталин.

– Я открою вам большую тайну, – тихо сказал он. – Отец сам собирался принимать парад, но три дня назад лошадь встала на дыбы и выбросила его из седла.

– А на какой лошади сидел ваш отец?

– На белом арабском жеребце. На том самом, на котором вы будете принимать парад, – объяснил Василий. – Но умоляю, никому об этом не говорите.

В 9.57 утра 24 июня маршал Жуков вскочил в седло у Спасских ворот. Шел дождь. Куранты пробили десять часов.

– Парад, равняйсь! Смирно!..

В это же самое время у Никольских ворот маршал Рокоссовский сидел на черном коне по кличке Полюс. Его тоже выбрал Буденный.

Сталин с бесстрастным лицом, в своей привычной шинели, неуклюже подошел к Мавзолею и с неожиданной легкостью взошел по ступенькам. За ним торопливо поднимались Берия и Маленков. Они тяжело дышали и старались не отстать. Толпа увидела Верховного. Красная площадь огласилась приветственными криками. Дождь струйками стекал по козырьку сталинской фуражки, но он ни разу не вытер лицо.

Когда крики и аплодисменты стихли, промокшие до нитки Жуков и Рокоссовский выехали каждый из своих ворот. Оркестр сыграл «Славься!» Глинки. По брусчатке Красной площади с грохотом проехали танки и «катюши». Затем над площадью воцарилась тишина.

«Неожиданно раздалась дробь сотен барабанщиков! – писал авиаконструктор Яковлев. – К Мавзолею железной поступью двинулись шеренги советских солдат». Каждый из двухсот ветеранов держал в руках фашистское знамя. Поравнявшись с Мавзолеем, они поворачивали направо и бросали украшенные черно-алыми свастиками знамена к ногам Сталина. Знамена немецких полков, дивизий и армий поливал дождь. Это был кульминационный момент жизни вождя.

Сразу после парада Сталин и главные руководители страны собрались в небольшой комнате за Мавзолеем. Там, как всегда, уже был накрыт небольшой стол. Во время этого импровизированного банкета кто-то из маршалов, скорее всего Иван Конев, предложил произвести Сталина в генералиссимусы. Сначала Иосиф Виссарионович отмахнулся от предложения, потом заявил, что ему шестьдесят семь лет и что он устал.

– Я проработаю еще два-три года и уйду на пенсию, – сказал он.

Члены политбюро и военачальники, словно по команде, вскрикнули, что он еще долго будет жить и править страной.

Потом начался веселый праздник. Сталин рассмеялся шутке Поскребышева. Секретарь вытащил кортик из ножен Вышинского, который стоял на Мавзолее в мундире дипломата, и заменил его… огурцом. Под улыбки членов политбюро и смех Сталина бывший Генеральный прокурор весь день проходил, не зная, что у него в ножнах не кортик, а огурец.

Вечером состоялся большой банкет. В Кремль были приглашены 2500 офицеров. Сталин, который уже окончательно решил взяться за укрепление дисциплины и объединение советских республик в более монолитное государство, произнес тост за русский народ. Он высоко оценил «винтики», то есть «простых людей, без которых все маршалы и командующие фронтами и армиями ничего бы не значили».

Все тосты Сталина были, как обычно, тщательно продуманы. Он как бы сообщал своим придворным о том, какую политику поведет после войны. Маршалы ничего не стоили по сравнению с великим русским народом. Представлять же его могла только партия, то есть Сталин. Его слова об уходе на пенсию вызвали всплеск борьбы за право стать наследником этого императора XX века. Соратники и не догадывались, что на самом деле у него и в мыслях не было уходить в отставку. Это была очередная проверка. Через пять лет три главных претендента на трон будут мертвы.

Предложение произвести Сталина в генералиссимусы, чтобы как-то выделить его из остальных маршалов, не было чем-то особенно новым. В русской истории генералиссимусом был Суворов. Сталин возражал против этой идеи. Он уже и так пользовался славой всемирного завоевателя. Однако соратники не собирались уступать. Они были полны решимости наградить его званием Героя Советского Союза, еще одним орденом Победы и присвоить звание генералиссимуса.