Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов Страница 64

Накануне отъезда из Берна Гари сообщил Гастону Галлимару, что скоро будет в Париже. Помимо дежурных любезностей, в письме содержалось требование выплачивать 15-го числа каждого из трех ближайших месяцев по 150 тысяч франков в счет прав на «Цвета дня»; в случае, если рукопись не будет принята к опубликованию, Гари обязался эту сумму вернуть. Он очень нуждался в деньгах, поскольку за неуплату налогов в Рокбрюне ему грозила конфискация имущества и штраф в размере 100 тысяч франков.

В Париже Гари остановился в отеле «Лютеция», на бульваре Распай, недалеко от офиса издательства «Галлимар». Сессия ООН должна была проходить в помещениях, специально оборудованных для этой цели перед дворцом Шайо вокруг фонтана. Гари получал столько же, сколько его коллеги, нанятые на аналогичную должность, но ему пришлось уплатить за билет 646 долларов, с компенсацией которых потом тянули целых три месяца. Стоит ли удивляться, что Гари осаждал издательство «Галлимар», требуя кредита, чтобы было чем заплатить за номер в шикарном отеле, где он решил поселиться!

Вот какой комментарий по поводу назначения Анри Опно в Совет Безопасности услышал Гари от Женевьевы Табуи, которая по утрам в воскресенье рассказывала о «последних завтрашних новостях»: «Чтобы получить такую высокую должность, ему пришлось немало походить по инстанциям и задействовать уйму народа!» Впрочем, она тут же поспешила отправить послу теплую поздравительную телеграмму.

Тем временем Лесли продолжала свои изыскания в Северной Африке. Оттуда она посылала Ромену разъяренные письма, упрекая его в том, что он упорно молчит. А Гари, не зная, куда писать в ответ, наугад отправлял ей телеграммы на адрес Вимонов. Путешествия Лесли далеко не всегда были сплошным удовольствием. Одиннадцатого ноября она приехала в северную Сахару, чтобы послушать великолепное выступление арабских музыкантов, а из Гардайи уехала на разваливающемся грузовичке «Рено». Водитель был весь обмотан бинтами и полагал, что у него опасное кровотечение. Он остановился на обочине, чтобы сменить повязку, и Лесли, забираясь обратно в кабину, сильно прищемила дверцей палец. Потом потек радиатор, и они еле добрались до ближайшего оазиса. Их напоили зеленым чаем, но, поскольку вода была некипяченой, у Лесли скоро начались проблемы с желудком. Так их грузовик постепенно превратился в машину скорой помощи. Только через десять дней, без воды, они были в Алетти, где Лесли смогла наконец принять ванну, из которой очень не хотелось вылезать. В горах Джебель-Амур было так холодно, что в Бени-Сгене ей пришлось купить себе теплый бурнус.

Вернувшись в Швейцарию, Лесли узнала, что Ромену пришлось срочно отправиться в Париж, а потом в Нью-Йорк. Что стало с их квартирой и вещами — неизвестно. «Мы с Роменом явно родились под дурным знаком: куда бы мы ни приехали, везде нас ждали бытовые катастрофы», — напишет она в своей книге воспоминаний «Ромен: особый взгляд».

Гари получил назначение в шестой ранг французского представительства в ООН. Он один, без Лесли — она все еще была в экспедиции в Северной Африке, — сел в Гавре на пароход «Иль-де-Франс» и в январе 1952 года был в Нью-Йорке.

Через несколько дней после прибытия он написал Анри Опно, которого еще не было на месте, что не надеется сделать карьеру дипломата и что Лесли напрасно лелеет на этот счет иллюзии. «В представительстве все готовы друг друга сожрать… а жены у них унылые и толстые. Это даже не мясо, это колбаса с салом».

Незадолго до того в нью-йоркской прессе получило широкую огласку нашумевшее дело о нравах французского дипломата, и однажды, когда в интервью Гари поведал, что для поддержания хорошей физической формы каждое утро бегает в Центральном парке, журналист в ответ пошутил: «О, будьте осторожны! Центральный парк не слишком полезен для французского представительства».

Задача Гари состояла в защите внешней политики Франции. Он был в восторге от работы в ООН, отлично справлялся со своими обязанностями, хотя порой это было непросто. Он без акцента говорил по-английски и не поддавался на провокационные вопросы журналистов о колониальной политике Франции в Индокитае и отказе в предоставлении независимости Марокко и Тунису, — война в Алжире еще не началась. Американскую прессу также интересовали причины негативного отношения французского руководства к проекту европейского оборонительного сообщества. Дело в том, что Франция, являясь его инициатором, 27 мая 1952 года в Париже заключила соответствующий договор. Но внезапно ее позиция по этому вопросу кардинально изменилась, и 30 августа 1954 года, незадолго до отъезда Гари из США, ратификация договора была окончательно отклонена парламентом. Гари пришлось оправдывать отказ от договора, в защиту которого он выступал на протяжении двух лет перед лицом международной прессы. Несмотря на ненависть к Германии, он был возмущен поведением своей страны, усматривая в нем трусость. «Культурная миссия Франции состоит не в том, чтобы, зажавшись, сидеть в заднице», — писал он в сентябре 1953 года своему другу Жаку Вимону.

Но Гари платили не за то, чтобы он делился с американскими СМИ своими эмоциями. Поэтому он был вынужден переступить через себя и защищать решение французского парламента.

Французское представительство находилось на пересечении 4-й и 79-й улиц, очень далеко от штаб-квартиры ООН, в доме девятнадцатого века — зимой здесь стоял собачий холод, а летом было невыносимо жарко. Помимо Ромена Гари, в состав постоянного представительства Франции в ООН входили еще несколько молодых и блестящих дипломатов: Жак Тине, Франсис Юре и Шарль Люсе. По утрам новоявленный пресс-атташе работал над своими произведениями, а после обеда в обществе троих своих коллег направлялся в штаб-квартиру ООН на набережной Ист-Ривер, в сорокаэтажный небоскреб, спроектированный Уоллесом К. Харрисоном. Раньше на этом месте стояли скотобойни.

Это была эпоха «холодной войны», и Гари, хорошо владевший русским, гордился тем, что время от времени может побеседовать с членами советского представительства. Из этих бесед он черпал информацию, важность которой, по мнению Жака Тине, скорее всего, преувеличивал. «В профессиональном плане от этого было мало проку: он рассказывал нам какие-то побасенки, а мы не знали, кто их придумал — он сам или русские».

Сам Гари скептически относился к деятельности ООН. В книге «Ночь будет спокойной» он пишет:

В политическом отношении это планомерное разрушение великой мечты человечества. ООН задавила опухоль национализма. Национализм, особенно когда он молод, свеж и зелен, — это прежде всего право безоговорочно располагать народом (посредством внутренней тирании) во имя его права располагать собой. Это право отсекать руки, побивать камнями прелюбодеев, расстреливать, пытать — всё во имя права народа располагать собой. Ты можешь отдать приказ о расстреле миллиона своих соотечественников и тем не менее присутствовать на заседании Комиссии ООН по правам человека, выступать с трибуны Генеральной Ассамблеи, разглагольствовать о свободе, равенстве и братстве, и тебе будут шумно аплодировать, ведь внутренние дела государства — это святое! Само сочетание «объединенные нации» — это уже насмешка, издевательство, насилие над языком. Организация Объединенных Наций — это предприятие, правление которого — иными словами, Совет Безопасности — может покрыть какое угодно убийство, какой угодно геноцид, какое угодно рабство — для этого всего лишь надо, чтобы великие державы воспользовались правом вето.