Патриарх Гермоген - Дмитрий Володихин Страница 64

Стоит вдуматься в простые и понятные формулировки письма. Кого и на что благословляет патриарх? Полки, ведущие тяжкую вооруженную борьбу, на стояние в вере, то есть на дальнейшее противостояние иноверцам, засевшим в сердце России. Иначе говоря, он, несомненно, одобрял их боевую работу. В письме не сказано прямо: «Бейтесь!» — но какой иной вывод можно сделать из бумаги, содержание которой обращено к воинам и содержит призыв «промышлять», «как реклись», души положить «за Пречистыя дом и за чудотворцов, и за веру»? Что иное могло обещать воинство, кроме боевых усилий? Иное толкование придумать трудно.

Вторая грамота известна лишь специалистам. Ее отыскали и ввели в научное обращение гораздо позже.

Текст этого послания обнаружен в «Вельском летописце» — памятнике середины XVII века [74]. Однако составитель или составители включили в него несколько документов намного более раннего времени. Среди них оказалось и письмо Гермогена. Как сообщает летописец, его «выписал из Москвы втайне Гермоген… к бояром и к воеводам, и ко всем служилым людем», преследуя две цели. Во-первых, «чтоб не смущались всякие люди никакою прелестию»; во-вторых, чтобы они «стояли… заодин единодушно, вкупе, против врагов и разорителей, и крестопреступников Московского государства, против поляк и литвы».

Таким образом, владельцы копии патриаршего поучения видели в нем прямой и ясный смысл — ободрение земских ополченцев, сражающихся за Москву. И первые строки письма не оставляют сомнений в правильности этого видения: «Просите у Бога милости и призывайте на помощь крепкую нашу Заступницу, и святых и небесных сил, и всех святых и отринута от себя женскую немощь, и воспринять мужескую храбрость, и стояти противо врагов Божыих и наших губителей крепко, уповая и на Бога, и на пречистую Богородицу, и на всех святых, понеже с нами Бог и заступленье Пречистые Богородицы…»

Далее Гермоген обращается к земцам с требованием «поотринуть от себя всякое зло». Патриарх и в другой грамоте, как легко убедиться, повелевал унять бесчинства и отказаться от скверны в рядах войска, стоящего за святое дело. Тут он повторяет свое повеление и расширяет его: «Токмо отриньте от себя всякую ересь и всякое нечестие, его же ненавидит Бог. Кто… блудник — возлюби целомудрие, еже есть чистота телесная, и кроме жены своея со иными не блудите. Или кто разбойник или тать, или клеветник, или судья неправедной, или посульник, или книги гадательные и волшебные на погибель держит, или ведует, — впредь обещайся Богу таковых дел не творить. То чистое покаянье именуетца, что от грех престати, а не отчайся никако же никто — несть… того греха, которого Божие человеколюбие не превосходит».

Как видно, к 1611 году хаос, ограбление храмов, издевательства над священниками, унижение патриарха привели к тому, что сама вера пошатнулась в умах. И ей на смену из темных трюмов общества повыползли «волшба», гадание и чернокнижие. Отойдя от Бога, люди качнулись к бесу…

В Московском государстве, пусть оно и Третий Рим, и Второй Иерусалим, и Дом Пречистой, народ — весь, от нищих до царей — к несчастью, был падок на разнообразную «тайную науку». То бабку-ведунью на двор пригласят, то «лопских» [75] колдунов привадят, дабы они наворожили преуспеяния — кривой дорогой, мимо Христа. А то великородный и благонравный боярин втихую приобретет книжку о «тайном знании» — «Аристотелевы врата», или, скажем, «Зелейник», или вовсе какой-нибудь «Чаровник», верный ад [76]. В годы кризисов, когда судьба страны скрывалась в туманном будущем, а люди как никогда чувствовали собственную слабость, расцветали пышным цветом «волшебные» способы раздобыть знание о будущем и сверхчеловеческую мощь. Гермоген опасался, что среди последних ратников России вся эта душегубительная темень получит широкое распространение. И вразумлял их, как мог.

В летописце сказано: Гермогеново письмо появилось в том году, когда, «вооружаясь, князь Дмитрей Михаилович Пожарской да Кузьма Минин со многою силою пошли из Ерославля на помощь под Москву на безбожных поляк». Россия отсчитывала годы от 1 сентября. Ополчение Минина и Пожарского родилось в Нижнем Новгороде осенью 1611 года, а вышло из Ярославля и добралось до Москвы летом 1612-го. По понятиям русских людей того времени, период с осени 1611 года по август 1612-го составлял один год, а именно 7120-й от Сотворения мира. И, следовательно, грамота патриарха могла быть написана не раньше сентября 1611 года и не позже февраля 1612-го, когда он ушел из жизни. Причем правдоподобнее, конечно, как можно более ранняя датировка: последние месяцы Гермоген жестоко страдал от голода, силы его угасали, вряд ли он мог в столь тяжелом состоянии составить обширное поучение и тем более передать его на волю из чудовского подземелья. Скорее всего, грамота появилась осенью 1611 года [77].

Обе грамоты недвусмысленно говорят: отношение Гермогена к земскому ополчению — самое положительное. Патриарх поддержал его своим благословением, заботился о нравственной и духовной его чистоте.

Однако вопрос о том, был ли Гермоген зачинателем земского освободительного движения, а не только его союзником, остается открытым. Движение это начало складываться зимой 1610/11 года, а обе процитированные грамоты появились намного позже. Между рождением земского воинства и ними — более семи месяцев!

А патриарших посланий, современных изначалью земского дела, до наших дней не дошло. Скептики уверены: их и не существовало.

Напрашивается вопрос: отчего так мало дошло до нашего времени текстов, принадлежащих перу Гермогена? Особенно тех, что связаны с рождением земского дела. Не является ли само их отсутствие «говорящим»?