Цареубийца. Маузер Ермакова - Юрий Жук Страница 64

[В] своем дневнике Александра Федор[овна] записала так про Керенского: «Он нечего. Он славный человек. С ним можно говорить» [281] . Но скоро наступило окончание дружеской идилии, установившейся между царственными узниками и первым Министром-социалистом Керенским.

Наступили события начала июля. Они непосредственно не отразились на жизни [Александровского] дворца. Она по-прежнему текла тихо и мирно. Но несмотря на подавление июльского выступления (генерала Л.Г. Корнилова. – Ю.Ж .) общеполитическое положение в стране все более и более принимала угрожающий характер для Временного правительства, а вместе с тем и для жизни Романовых. В первой половине июля [Временное] правительство пришло к убеждению, что нахождение царской семьи около Петрограда стало абсолютно невозможным. Страна явно шла под уклон. Озобоченное сохранением царской семьи Временное правительство решает вывезти Ее из Царского Села [в] более укромное место [находящееся] подальше от большевиков Питера и Кроншта[д]та. Необходимость принятия такой меры приобретала в глазах Временного правительства [все] большую [и большую] настоятельность [потому] что начавшееся разложение армии коснулос[ь] и царско-сельского гарнизона.

«Царское было для нас, для Временного правительства, – пишет Керенский, – самым больным местом. Они /большевики/ усерднейшим образом вели пропаганду среди солдат несших охрану в Царском и разлагали их» [282] .

Отличалось [также], что [общее] настроение солдат [царскосельского гарнизона] было напряженное и недоверчивое.

Но главным моментом увоза Романовых из Царского Села…

[В конце августа 1917 г.] Керенский об[ъ]явил Никалаю о [принятом] решении Временного правительства, [которое считает], что необходимость переезда [Царской Семьи] вызывает[ся] [в первую очередь] тем, что Правительство решило принять самые энергичные меры против большевиков, в результате [чего], по его словам, неминуемо должны будут произойти вооруженные столкновения, в которых первой жертвой могла бы оказаться царская семья: а потому он – Керенский, считал своим долгом обезопасить Ее от всех возможных случайностей. [Эти слова А.Ф. Керенского наглядно свидетельствуют о том, какую Временное] правительство проявило большую заботу [и расположение к] Кровавому Императору.

Местом с[о]крытия [Царской Семьи] от центра [и] Петрограда Временное правительство избирает Тобольск . Удаленность его от главных центров политической борьбы делало его наиболее удобным местом, где Романовы могли бы спокойно жить в надежде на лучшие времена. [Однако] как бы Романовы не мечтали пожить на Юге или [в] других местах, им [этого так и] не удалось. Да и рабочие [Петрограда] этого не допустили бы. Тобольск, куда в течение многих лет сами Романовы ссылали на верную смерт[ь] революционеров… [Теперь же] им пришлось самим направит[ь]ся [в ссылку, проделав] далекий путь [в] Тобольск.

[В] первых числах августа 1917 [г.] в Царское [Село] приехал Керенский им устроил совещание с представителями охраны по вопросу о вывозе [Царской] семьи. [Это] совещание было обставлено вес[ь]ма консперативно. Охрана была исключительно из младшего командного состава [бывших] фронтовиков и георгиевских кавалеров.

Охрана была [в] составе трех рот [располагшавшихся] в Царском Селе. Керенский осмотрел [эту] команду. [Весь личный состав этого подразделения] о[б]мундировали заново, выдали все новенькое, [в]плот[ь] до винтовок [283] . Начальником команды был выделен полковник Кобылинский, который служил (слыл. – Ю.Ж .) всегда верноподдан[н]ым государю, служа [Ему] верой и правдой. Кобылинский скоро завоевал расположение к себе царской семьи. Характерно, написано [в] дневнике Никалая [о] Кобылинском: «Кобылинский теперь мой лучший друг» [284] .

12 августа 1917 г. [285] царской семье было объявлено об от[ъ]езде. Ночью [в Царское Село] приезжал Керенский и [Великий Князь] Михаил Александрович для прощания. Керенский напутствовал солдат конвоя взывающей речью: «Помните, между прочим, – сказал он, – лежачего не бьют, держите себя вежливо, а не хамами. Не забывайте, что это бывший Император. Ни он, ни [Его] семья ни в чем не должны испытывать лишений» [286] .