Пророчество Черной Исабель - Сьюзен Фрейзер Кинг Страница 65

Его забота тронула Исабель до глубины души.

– Спасибо, – поблагодарила девушка и опустила глаза, чтобы он не увидел набежавших на них слез.

Линдсей кивнул и заглянул во второй котелок.

– А вот теперь мне понадобится твоя помощь, – сказал он. – Вода уже закипает.

Исабель отставила чашу, в которой держала пораненный палец, и спросила:

– А зачем тебе кипяток?

– Чтобы сварить суп из Гэвина, – мрачно ответил горец и, увидев округлившиеся от изумления и ужаса глаза девушки, с усмешкой добавил: – Шучу, не пугайся. На самом деле я буду выпрямлять его хвостовые перья, а ты мне поможешь.

Он перелил кипяток в глубокую деревянную чашу и поставил ее на каменную плиту возле Исабель, а сам сел по другую сторону, так что чаша оказалась между ним и девушкой.

Потом он свободной рукой погладил птицу по спинке, тихо и ласково уговаривая ее не волноваться, и поднял глаза на Исабель.

– Взгляни на его хвостовые перья, – негромко, чтобы не потревожить сокола, проговорил он. – Видишь, средние свернуты на сторону? Если обмакнуть их в кипяток, они распрямятся.

– А это не опасно? – с сомнением спросила девушка. – Вдруг он вырвется и упадет в кипяток?

– Риск, конечно, есть, – ответил горец, ухмыляясь, как человек, давно привыкший к риску и даже любящий его. – Но ведь мы можем проделать это вдвоем. Я подержу Гэвина, а ты обмакнешь в воду перья.

Скорчив недовольную гримаску, Исабель тем не менее опробовала свои силы: пошевелила пострадавшим пальцем, потом вытянула обе руки – правая, конечно, еще болела, но благодаря нескольким дням покоя уже не так сильно, как раньше, – и решительно произнесла:

– Я готова!

Линдсей поднес сокола к самой чаше, поглаживая его и уговаривая расправить хвост.

– Видишь шесть серых полосок на хвостовых перьях? – шепнул он девушке. – У взрослых птиц их по семь, так что наш Гэвин, похоже, встал на крыло только этой весной. Ты ведь еще совсем юнец, да, Гэвин?

– Он и правда ведет себя как капризный ребенок, – проворчала девушка.

– Пора, Исабель! – скомандовал Джеймс, накрывая спинку птицы своей широкой ладонью.

Его помощница немедленно ухватилась за мягкий на ощупь длинный хвост и опустила его в кипяток.

Что тут началось! Возмущенный самоуправством людей сокол закричал, забился, как безумный, и хотя через несколько мгновений неприятная процедура закончилась, его негодование грозило перерасти в очередной истерический припадок. Линдсей отвел руку с птицей от чаши, достал из мешочка у пояса кусочек мяса – Исабель заметила, что это была вчерашняя крольчатина, – и положил на перчатку. Гэвин сразу успокоился и стал клевать.

– Ах, каким красивым стал теперь твой хвост, птичка, – заметил Джеймс. – Как замечательно будут трепетать на ветру твои перья, когда ты поднимешься высоко-высоко в небо…

И он запел строчку из ектеньи, повторяя ее снова и снова, – бесконечную и однообразную, но прекрасную песню.

Исабель прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Голос Джеймса, звучный, богатый, обтекал ее, обволакивал и умиротворял, заставляя забыть сомнения, страхи, печали…

Внезапно, поддавшись неясному ей самой порыву, она подняла голову и тоже затянула ектенью. Ее нежный голосок, поначалу слабый, немного фальшивый, постепенно стал звучать уверенно и даже красиво, мягко оттеняя сочный голос горца.

Сколько времени это продолжалось, Исабель не знала; Линдсей закончил пение так же неожиданно, как и начал. Девушка тоже замолчала, стараясь сберечь в памяти отзвук его чудесного голоса, проникавшего, казалось, в самое сердце.

– Исабель, – негромко сказал Джеймс в наступившей тишине, – боюсь, у нас горит овсянка.

Подойдя к подземному пруду, Исабель опасливо попробовала босой ногой воду. Удивительно, но она и впрямь нагрелась. Линдсей выполнил обещание устроить гостье купание: сразу после ужина, подгоревшего, но зато обильного, Джеймс перенес раскаленные булыжники из очага в предназначенную для приема ванн мелкую часть водоема.

Янтарные лучи вечернего солнца косо падали на дно пещеры, радужно отсвечивая в низвергавшихся струях. Предвкушая купание, девушка сняла платье, нижнюю сорочку, аккуратно сложила их возле башмаков, вошла в пруд и с облегчением погрузилась в теплую воду.

Сверху послышался свист: это Линдсей приучал сокола прыгать с насеста на руку. После ужина, приготовив для гостьи «ванну», он объявил, что продолжит дрессировку птицы; Исабель же, взяв в качестве полотенца кусок холстины, поспешила вниз купаться.

Погрузившись по шею, чтобы не замерзнуть, она нашла уютную выемку в каменной стенке, которую вода за долгие годы отполировала лучше любого каменотеса, и прислонилась к ней спиной.

Тихо плескались мелкие волны, завораживающе журчали струи родника, стекая по трещинам и выступам каменной стены… Мало-помалу внутреннее напряжение оставило Исабель, прошла боль в раненой руке. Прохладный поток из глубокой части пруда, отступая перед исходившим от булыжников теплом, вызывал легкое подводное течение, колыхавшее, баюкавшее…

«Хорошо было бы остаться здесь навсегда…» – расслабленно подумала девушка. Вода успокоила ее, как в детстве, когда она с мамой и несколькими сверстницами из Аберлейди ходила купаться на озерцо возле замка.

Исабель провела рукой по намокшим волосам и закрыла глаза, отдавшись плавному движению воды.

Сквозь журчание и шепот струй сверху послышался чудесный голос Линдсея, подзывавшего сокола строчкой из молитвы. Исабель улыбнулась – это было прекрасно.

Поистине, Эйрд-Крэг – земной рай, ради которого она без сожаления отказалась бы от самого роскошного замка на свете. Лишь бы Джейми был рядом… Но, увы, она ему не нужна….

Печально вздохнув, она постаралась прогнать тяжелые мысли, и скоро ей это удалось. Под чарующую музыку струй она отдалась ощущению полного покоя, и постепенно границы ее сознания раздвинулись, исчезли, все заволоклось тьмой, в которой заплясали слабые отдаленные огоньки; они стали приближаться, расти, сливаясь в какую-то картину.

У девушки испуганно екнуло сердце: неужели снова видения? Она резко села в воде и схватилась за каменный край, но картина не исчезла, наоборот, она стала четкой и яркой…

Исабель увидела узника в сумраке темницы. Он понуро сидел на затоптанном полу, тяжело привалившись спиной к каменной стене, прикованный за ногу тяжелой цепью, донельзя исхудавший, со спутанными и грязными седыми волосами. Внезапно узник встрепенулся, поднял голову, и девушка поймала взгляд его запавших голубых глаз. Они казались тусклыми, безжизненными, потому что в них не было надежды.

Исабель содрогнулась, узнав отца. Она хотела его позвать, но отца накрыла тьма, тут же сменившаяся следующей картиной.