Ким Филби - Николай Долгополов Страница 65

Хотя какая европейская держава может быть важнее Англии? Еще Суворов говорил: «Англичанка гадит». И на протяжении веков Британия оставалась, остается и останется главным нашим антиподом в Европе.

Начались затем у Филби поездки за границу. Болгария с Венгрией и ГДР беспокойства не вызывали, туда спокойно добирались на поезде. Но вот в 1978 году они с Руфиной отправились на Кубу. Это было уже сложнее: пассажирский теплоход делал остановки в «неприятельских портах». Самолет исключался с самого начала. В конце концов — поплыли на сухогрузе без остановок, прямо до Гаваны.

У Филби в Москве, к счастью, появились новые увлечения. Он, всю жизнь болевший за лондонский «Арсенал», приобщился к нашему футболу и хоккею. Ходил — правда, с сопровождающими — на стадион. В 1978-м встречался с победоносной хоккейной сборной СССР — проникся незнакомой раньше игрой. Потом был на встрече с «Динамо», где с ним беседовали тренер Юрзинов, великие игроки Мальцев, Васильев. Ясно, что болел за динамовцев — а за какую же еще команду? Он рассказывал молодым ребятам какие-то понятные им эпизоды из своей жизни, желал удачи. Хорошо, стали его использовать хоть так.

А до этого: хочешь поехать в Ярославль? Давай, поезжай, мы и экскурсию организуем. Но он-то — человек любознательный, но совсем не турист, не любитель праздных экскурсий. Считал, что мог бы многое дать людям своей профессии.

Существуют мнения, будто недоверчивому отношению к Филби есть определенные объяснения. В военные годы, да и после войны, возникали в личных делах Филби и его друзей некие записи. В войну его, давшего точные данные о грядущей битве на Курской дуге, вдруг упрекнули в снижении активности и результативности. В 1943-м вообще заподозрили в Филби агента-двойника. Люди серьезные писали рапорты! Даже Зоя Рыбкина-Воскресенская, известная наша разведчица, затем писательница… И не одна она, была и другая дама с польской фамилией — майор ГБ Елена Модржинская. Доказывала со времен войны, что агенты из «Кембриджской пятерки» — подставы, и докладывалось это наверху. А раз докладывалось, то, значит, всё копилось и лежало. Ставили на контроль. Но вскоре всё возвращалось на свои места, с контроля снимали.

Наверное, не было разведчика, особенно перед войной, которого бы не подозревали то ли в предательстве, то ли еще в чем. Раздражала постоянно меняющаяся информация о дате нападения Гитлера на СССР Ведь сколько было получено сообщений! Сроки действительно разные, однако изменялись в зависимости от обстоятельств. Поди разберись в той предвоенной жутчайшей каше. И в работе Филби тоже случалось, что не всё точно, в указанный день.

Учитывайте и менталитет, в те годы господствовавший: подозрительность тотальная, да еще сообщают не кто-нибудь — англичане. А они же наши заклятые…

В «Автобиографии» Филби есть один совершенно потрясающий маленький момент, точно воспроизводящий всю существовавшую паранойю. Где-то в 1930-е годы Филби встречается со своим оперативным руководителем Теодором Малли. И тот его спрашивает: правда ли, что погиб знаменитый английский разведчик Лоуренс Аравийский? Этот вопрос задается спустя несколько лет после смерти Лоуренса. Почему? Все же абсолютно очевидно. Но вопрос советского разведчика, работавшего с Филби, типичен: нам не верится… Филби объясняет, что Лоуренс разбился на мотоцикле, похоронен там-то. И снова вопрос: а это правда, что он похоронен?

Паранойя — на этот раз наша по отношению к англичанам, которые «способны на всё». Хотя, уверяю с неменьшей гарантией, что точно такая же паранойя у англичан по отношению к нам. Меня они, к примеру, как-то спросили: «А что, жена у вас тоже полковник спецслужб?» Они до сих пор не верят, что я уже давно не в разведке. И, знаете, почему? Потому, отвечают, что и Филби в своих мемуарах, и Гордиевский в написанной с Кристофером Эндрю книге так вас хорошо характеризовали, что не могли вас отпустить из органов. А один знакомый отставник из европейской спецслужбы, с которым мы контачили по бизнесу, с ужасом рассказал: «Ты не поверишь, у них в черных списках полно ваших покойников, то есть тех советских (российских) разведчиков, о смерти которых официально сообщалось!»

Об этом еще писать и писать. Со времен Ивана Грозного — взаимное недоверие. Они боялись большущей России, старались ее раздробить, разделить. Англичане — выдающиеся прагматики, исходя из своих национальных интересов вступают в самые неожиданные альянсы, в том числе для того, чтобы нас придушить. Хитрят, пытаются дурить.

Ну какой из Филби двойной агент?! Он — на редкость целостная натура. Человек порядочный, честный. Еще до войны дал клятву работать на коммунизм и клятве этой не изменил до конца. Уже после того попал в английскую разведку. Хочу подчеркнуть: сначала — наша разведка, потом вскоре — клятва верности нам, затем — их разведка, а не наоборот! (В этой связи вызывают отвращение попытки «косить под Филби» Олега Гордиевского, который присягал на верность одной стране, СССР, а потом переметнулся на другую сторону.) Кое-кто из друзей Кима, работавший на СССР вместе с ним, тот же Энтони Блант, со временем сошли с дистанции — 1945 год, война закончилась, и они честно заявили: мол, помогали победить общего врага — фашизм, а теперь — всё, штык в землю. Филби же оставался с нами всегда. И когда до войны из-за сталинских репрессий чуть не полтора года не было связи «пятерки» с Центром. И когда его считали двойным агентом — он всё равно продолжал служить своему делу.

В 1963-м в возрасте уже за пятьдесят Ким приезжает в Москву. Видит и понимает всё. Да, с горя стал пить. И потом, когда слышал все эти брежневские «дороггггие товааррищи» и видел затяжные лобзания генсека с соратниками, он, по словам Руфины, чертыхался. Но не отрекся. Застой, брежневщина — и Филби определяют чуть не в диссиденты. Но правда всегда пробивается, пусть кто-то хочет, кто-то нет, но Ким Филби уже стал легендой, он — герой. И совсем не британский, а наш и только наш. Его ноша была тяжела, и Ким до конца пронес ее с достоинством.

Ким неплохо воспринял «перестройку», еще больше воспрянул духом, однако уходила эпоха, которая была и его эпохой. И он ушел с ней. Это чисто английское качество. За преданность, за упорство и веру англичан любят у нас еще со времен диккенсовских романов. Или если не любят, то уважают: есть в них эти принципиальность, честность, джентльменство. Эти качества помогли ему прожить жизнь так, как он хотел.

Он не предавал соотечественников. Очень многие на Западе считают Филби предателем. Но Филби никогда не работал против Англии. И нас он учил работать не «против Англии», а «по Англии». Филби повторял, что ни один англичанин, подчеркиваю — англичанин, не погиб по его вине или в результате его действий. Он работал «по Англии» — это все пропускают мимо ушей. У него был другой подход к разведке.

Да, уничтожались агенты, например, в Албании. И Филби дал на это ответ британскому журналисту Филипу Найтли: «Сожалений возникать не должно. Да, я сыграл определенную роль в срыве разработанного Западом плана по организации кровавой бойни на Балканах. Но те, кто задумал и спланировал эту операцию, допускали возможность кровопролития в политических целях. Агенты, которых они отправили в Албанию, были вооружены и преисполнены решимости осуществлять акты саботажа и убийства. Поэтому я не испытывал сожаления, что способствовал их уничтожению, — они знали, на что идут».