Русское старообрядчество. Традиции, история, культура - Дмитрий Урушев Страница 65

Участники съездов считали, что образование — это первая необходимость. Они говорили и о создании церковного училища для подготовки преподавателей:

— Нужно нам старообрядческого учителя или учительницу. Нужно построить училище.

В 1911 году правительство разрешило открыть Старообрядческий богословско-учительский институт. Для управления им был создан попечительский совет при общине Рогожского кладбища. В здании этой общины 10 сентября 1912 года начались первые занятия института.

Попечительский совет принял без экзаменов 23 человека. Кроме того, к вступительным экзаменам были допущены еще 15 человек, из которых только 7 выдержали испытание.

Из первых учащихся 12 были крестьянского сословия, 6 — мещане, 9 — казаки, 13 воспитанников были сыновьями священников. Средний возраст учеников составлял 16 лет.

Первым директором института стал Александр Степанович Рыбаков (1884–1977), выпускник Московского университета, отец известного историка Бориса Александровича Рыбакова [141].

Открытие института было отмечено торжественным молебном, который совершил архиепископ Иоанн. После молебна он обратился к Рыбакову с пожеланием, чтобы он воспитал крепких в вере христиан.

Архиепископ сказал:

— На вас с надеждой смотрит не только Москва, но и вся старообрядческая Русь. Выпустите людей, знающих быт, нужды и запросы старообрядчества, людей религиозных. От того, каков будет институт, зависит вопрос и о самом образовании в старообрядчестве. Будет удачен пример — еще откроются институты. Не будет удачен — старообрядчество оставит мысль о высших старообрядческих школах.

Так началась деятельность института. Поступить в него мог любой молодой христианин. От него требовались свидетельство о звании и сословии, направление духовного отца или местной общины.

Обучение было рассчитано на шесть лет. В первые четыре года изучались история, славянский, русский, греческий и немецкий языки, география, математика, физика, знаменное пение и основы иконописи. В оставшиеся два года изучались Библия, богословие, история старообрядчества и церковное право.

Опыт обучения в целом оказался удачным. Поэтому Рогожская община отвела землю под постройку здания для института. В сентябре 1915 года в новом здании начались занятия.

С институтом связаны имена многих выдающихся церковных деятелей начала XX века. Например, в нем преподавали епископ Михаил и талантливый иконописец и прекрасный знаток знаменного пения Яков Алексеевич Богатенков.

Ученики Богатенкова, институтские певчие, пользовались в Москве заслуженной славой. Их часто приглашали петь в столичные храмы. Епископ Михаил написал несколько учебников для института и приходских школ: «Учебники по закону Божьему», «Катехизис, или Краткое изложение христианской веры», «Учение о богослужении» и другие.

Первая мировая война печально отразилась на институте. Учеников призвали в армию. Почти весь состав первого выпуска воспитанников поступил в военное училище.

В августе 1917 года Рыбаков уехал из Москвы. Директором института стал начетчик Феодор Ефимович Мельников. К этому времени здесь обучалось 90 воспитанников.

В сентябре 1917 года институт был преобразован в учительскую семинарию, готовившую к поступлению в университет. А в 1918 году семинария была закрыта советской властью.

Нельзя сказать, что мысль о церковном образовании умерла сразу же после закрытия училища. Его продолжением явилась Старообрядческая народная академия. Ее целью было содействие просвещению староверов и ознакомлению общества со старой верой.

Занятия в академии шли в мае-июле 1918 года. За этот срок слушатели посетили занятия по старообрядческой истории, литературе и искусству. Среди преподавателей были не только староверы, но и новообрядцы.

После закрытия академии церковные учебные заведения в Советской России прекратили свое существование. На долгие годы умерла мысль о возможности духовного образования. Книжная ученость и богословская грамотность вновь стали уделом немногих самоучек-начетчиков.

Архиепископ Иоанн. Фотография начала XX в.

Впрочем, необходимость в этих грамотеях исчезла — советская власть не вникала в тонкости богословия и не поощряла занятия им. Споры о вере прекратились.

Да и некому стало спорить и не с кем! Старообрядчество вымирало. Поповские и беспоповские храмы заполняли пожилые люди, которым было не до богословских споров.

Нужны ли обряды?

(из одноименной статьи епископа Михаила)

Старообрядчество больше всего и чаще всего упрекают в «обрядоверии», то есть в упрямом поклонении обряду больше даже догмы. Их уважение к обряду склонны считать чуть ли не идолопоклонством.

Но, в самом деле, неужели обряд — что-нибудь несущественное, мало нужное в порядке духовной жизни? Мы уже писали в другом месте коротенько о смысле обряда. Говорили, почему старообрядчество должно было «духом восстать» против кощунственного покушения на святыню обряда.

Теперь хочу сказать для старообрядческой молодежи, главным образом, в чем смысл обряда. Что такое обряд?

Это — «оболочка», одежда догмы, говорили мы. Теперь продолжим немного иначе: это — закрепленная духовная жизнь, сильный момент христианской жизни, великое мгновение, остановленное, так сказать, навеки в целях духовного воспитания…

Глубоко содержание обрядов крещения. О них мы поговорим когда-нибудь отдельно.

В пасхальном богослужении, например, есть обряд христосования. И кто знает, сколько душ «растопилось», сколько гневных движений растаяло в этом обрядовом поцелуе!

Накануне поста есть обряд прощения. Какую силу примирения таит этот обряд в себе!

А обряд брака, то есть таинство Брака в обрядовой стороне: какое откровение о семье дано здесь имеющим уши слышать!

Но как? Каким образом происходит такое влияние обряда?

Я объясняю это так. Обряд в свое время создан великой мыслью, огромной духовной энергией, подъемом любовного настроения.

Но всякая энергия всегда сохраняется, так сказать, по «закону сохранения духовной энергии». Как теплота, духовная сила обряда сохраняется в нем в скрытом состоянии.

Есть хороший рассказ Короленко [142] «Мороз».

Это фантазия. Автору кажется, что иногда от мороза слова замерзают. Но вот пригреет солнце, думается ему, и оттают слова, и войдут в души святой силой.