Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Жеральд Мессадье Страница 66

Раздражение Себастьяна вызвал тот факт, что Людовик защищал иезуитов. Как этот король мог искренне интересоваться философами и в то же время поддерживать тех, кто являлся их самыми ярыми врагами? Дурное предзнаменование.

Александр послушался советов отца. И в очередной раз смог убедиться в справедливости его суждений и безупречной интуиции.

Весной 1765 года, предприняв необходимые предосторожности, чтобы сын обличьем не так сильно походил на отца, Себастьян решил удовлетворить пожелания Александра и представил его капитулу ложи тамплиеров в Гейдельберге.

На следующий день Себастьян заявил Александру:

— Я попрошу вас проявлять самый непосредственный интерес к моей деятельности в этом ордене и других, близких ему по духу. Придет время, и это случится довольно скоро, когда я попрошу вас заменить меня, потому что жизнь моя будет клониться к закату.

— Но отец, — воскликнул Александр, — вы кажетесь моим ровесником!

— Это также сослужит вам службу, — произнес Себастьян.

Осенью 1766 года Себастьян пригласил Александра с собой на конвент [30]ордена во Франкфурт, чтобы в качестве депутата от Гейдельбергской ложи обсудить особые тенденции мистического свойства, которые намечались в масонстве, а именно под шведским влиянием.

Все остальное время Сен-Жермен был погружен в свои изыскания, исследуя свойства газа, который как раз в том году открыл англичанин Кавендиш. [31]«Горючий воздух», или «флогистон», обнаруженный еще Парацельсом и получаемый при погружении металла в кислоту, отличался по плотности от прочих «горючих газов». Но какова же в действительности была эта плотность?

В марте этого же года маленькому Пьеру исполнилось четыре года. Еще за несколько недель до этого события Себастьян предупредил Данаю и Александра, что собирается устроить в Хёхсте в честь дня рождения внука небольшой праздник; он пригласил жонглера и дрессировщика с медведем, которые вовсю развлекали мальчика. Вечером с помощью Франца Себастьян организовал фейерверк.

— Вот, — объяснил дед внуку, — думай о том, что именно так Господь Бог создал этот мир.

По всей очевидности, Пьер был самой сильной привязанностью, какую только Себастьян знал в своей жизни. В течение всего периода пребывания ребенка в Хёхсте Сен-Жермен пытался так скорректировать свой рабочий день, чтобы проводить с мальчиком как минимум два часа: он водил его гулять в лес, объяснял ему явления природы, показывал мир, который их окружает, называл растения и животных, которые обитают в лесу. Казалось, Себастьян совершенно не вспоминал о тамплиерах, о масонстве, алхимии и гороскопах.

Услыхав однажды ночью в комнате Пьера какой-то шорох, Даная прибежала туда и обнаружила Себастьяна, который со свечой в руке внимательно рассматривал спящего мальчика.

— Он мне приснился, — прошептал Себастьян, объясняя свое присутствие здесь в этот более чем поздний час.

Даная подумала, что, возможно, разум Себастьяна оказался помутнен каким-нибудь травяным настоем, который он изобретал.

— Не стоит из-за этого бодрствовать, — сказала она, беря его за руку, — а то вы можете разбудить своего внука.

— Своего внука, — повторил Себастьян. — Порой мне кажется, что я не понимаю, что означают эти слова.

На следующий день, после разговора с Александром и Данаей, было решено, что для начала Пьер будет учить два языка, французский и английский, значит, в Лондоне ему нужно будет нанять двух наставников.

Никто, кроме Александра, не заметил, что к концу своего пребывания в Хёхсте Даная казалась странно обеспокоенной.

Весной 1767 года, чувствуя настоятельную потребность в мире и покое, которые до сих пор ему удавалось обрести лишь на Востоке, Себастьян решил предпринять длительное путешествие. Он хотел отправиться в Дамаск, в Сирию, где жил некий мудрец, который исповедовал доктрину Джалаледдина Мохамеда ибн Бахаэльдина, великого поэта и ученого XIII века, более известного под именем Джалаледдина Руми. Чтобы пересечь Европу с севера на юг и добраться до Триеста, Себастьяну и Францу понадобилось не меньше месяца. Затем венецианское трехмачтовое судно за четыре недели пересекло Адриатику, зашло на Крит и Кипр и наконец доставило обоих путешественников в Тир. Себастьян приобрел там двух лошадей, ибо это был единственный вид транспорта, способный доставить их в Дамаск.

Сен-Жермен расположился на постой в караван-сарае и был счастлив вновь оказаться в восточных банях, где за обильным потоотделением в неимоверно жаркой парилке следовало ледяное обливание. Эта процедура мгновенно пробуждала и тело, и разум. Себастьян довольно быстро осознал, что его обличье вызывает интерес и у самих жителей Дамаска, и у купцов, прибывших из Азии, чтобы продать шелка, экзотические снадобья, меха, благовония, от густого аромата которых кружилась голова, изделия из слоновой кости и драгоценных камней и бог знает что еще. Обескураженный поначалу тем, что привлекает столько внимания, граф решил отправиться на базар и купить местную одежду. Он выбрал несколько шелковых и льняных платьев, туфли без задника и каблука, накидку и шапку, подобную той, какую когда-то выбрал для него Солиманов, затем запер в сундук свои бриллианты и доверил ларец Францу. Наконец Себастьян уехал один, верхом, на поиски нужного ему монастыря, заткнув за пояс старый кинжал, свое единственное оружие.

Город только-только начинал просыпаться. Ошеломленному привратнику, который стал расспрашивать странного высокомерного незнакомца, Себастьян ответил просто, на плохом арабском, из которого, по правде сказать, знал лишь несколько выражений, несмотря на свое бахвальство у князя Биркенфельдского:

— Awez at'aallam. Я пришел учиться.

Привратник побежал к строению, затерянному среди цветущих абрикосовых и вишневых деревьев, затем быстро вернулся и сделал знак следовать за ним.

Себастьяна встретил какой-то мужчина с бледным лицом, с иссиня-черной бородой. Он пригласил графа сесть напротив и долго разглядывал, не произнося ни слова. Себастьян выдержал этот взгляд. Наконец дервиш покачал головой и позвал другого. Тот заявил по-французски, практически без акцента:

— Мне сказали, ты хочешь учиться. Тогда начни с изучения нашего языка. Немые не преподают глухим. Твоим учителем стану я. Я выучил французский у торговцев из Салоник. Приходи завтра утром и спроси Али ибн Мохамеда эль-Хуссейна.

Назавтра Себастьян пришел, как было велено. Ему подали чай, и первый урок начался; он закончился лишь в сумерках. Тогда только графу было разрешено удалиться. Сен-Жермен протянул серебряную монету своему учителю, но тот покачал головой.

— Знание бесценно. Лишь презренные души заставляют за него платить.