Путешествие на берег Маклая - Николай Миклухо-Маклай Страница 66

Длина и легкость копья почти всегда помогают ему удержать в руке тонкий конец его. Чтобы снять рыбу с шипов, он действовал правой ногой, и освобожденная рыба падала в пирогу. Мне кажется, что эта операция требовала большой ловкости, так как, стоя на одной ноге, он удерживал равновесие в легкой пироге, подбрасываемой бурной водой. Понаблюдав за ними некоторое время, я отправился домой.

Я убедился, что причина, почему туземцы поспешили к берегу, заслышав мой голос, заключалась в том, что они хотели высадить на берег своих женщин, которых они тщательно скрывают от наших глаз.

Январь 5. Я отправился в своей лодке на разведку. Наблюдение за дымом в горах – единственный способ установить расположение деревень, а утро, когда туземцы приготавливают утреннюю еду, самое благоприятное время для осуществления этого. При отсутствии ветра дым очень ощутим. Я установил таким образом положение двух или трех деревень, которые надеюсь посетить. Я не получаю от туземцев никаких сведений об их соседях, как будто бы они не хотят, чтобы я знал других людей, кроме них.

После обеда я пошел в Горенду. Прежде, чем войти в деревню, я свистом дал знать о своем приближении. Я уже дважды убеждался, что этот знак предотвращает общее возбуждение и дает время женщинам и детям уйти, так как всякий раз, когда я входил неожиданно, бедные перепуганные женщины бросались в кусты и прятались куда попало. Теперь, когда они слышали сигнал, они знали, что «Маклай» подождет, пока они не уйдут.

Тем временем я отдыхал на старом стволе дерева, который нашел около этой деревни. С тех пор, как я принял этот метод, я обнаружил, что мужское население принимает меня более доброжелательно, никогда не вооружаясь. Туземцы занимались приготовлением вечерней еды, Туй, сидевший на барле, сдирал бамбуковым ножом шкурку с таро; близ него на земле между камнями горел костер, и на камнях стояло два горшка. Один из них был более чем 15 дюймов в диаметре, другой – много меньше; горшки были накрыты листьями хлебного дерева и поверх – скорлупой кокосового ореха.

Когда ужин был готов, я увидел содержимое горшков, которое Туй разделил на три табира, взяв немного таро, а также несколько связок сваренных листьев. Мне предложили самый большой табир, от которого я отказался, но принял одну из связок. Желая узнать ее содержание, я принес ее домой и обнаружил, что ею обернут сарган, которого варили в связке листьев, предварительно испекши его прошлой ночью.

В деревне я был недолго. Я мог заметить, что мое присутствие причиняло туземцам какое-то неудобство и что они ожидают моего ухода; и это после обоюдного знакомства в течение трех с половиной месяцев в ближайшей к моему дому деревне, когда я имею обыкновение видеть их почти каждый день. Я думаю, что это хороший пример недоверчивости этой расы; зная, что в таком случае поможет одно терпение, я больше не навязывал себя и вернулся домой.

Январь 6. Приступ лихорадки.

Январь 7. 7.30 вечера. Весь день шел дождь и было холодно. У меня начинался второй приступ лихорадки в течение дня. Дрожь была все чаще, каждые пять минут. Несмотря на то, что я очень тепло одет, на мне две фланелевых рубашки, две пары фланелевых штанов, одно одеяло на коленях и другое на плечах, мне очень холодно, и я чувствую, что мне делается все холоднее с каждым часом, а также испытываю сильное головокружение.

Только крепко подпирая лоб левой рукой, я в состоянии писать.

Весь день вчера и до 6 часов сегодня я не был в состоянии что-либо делать и мог только лежать и терпеливо ждать с ужасающей головной болью, когда пройдет приступ. Около 6 часов мне стало лучше, но теперь, через час с небольшим, я снова чувствую симптомы нового приступа. Испытав три пароксизма в течение 34 часов, я проглотил 4 г хинина (0,5 каждая доза). Не туземцы, не тропическая жара, не густые леса – стража берегов Новой Гвинеи.

Могущественная защита туземного населения против вторжения иноземцев – это бледная, холодная, дрожащая, а затем сжигающая лихорадка. Она подстерегает нового пришельца в первых лучах солнца, в огненной жаре полудня, она готова схватить неосторожного в сумерки; холодные бурные ночи, равно как дивные лунные вечера, не мешают ей атаковать беспечного; но даже и самому предусмотрительному лишь в редких случаях удается ее избежать.

Сначала он не чувствует ее присутствия, но уже скоро он ощущает, как его ноги словно наполняются свинцом, его мысли прерываются головокружением, холодная дрожь проходит по всем его членам, глаза делаются очень чувствительными к свету, и веки бессильно смыкаются. Образы, иногда чудовищные, иногда печальные и медленные, появляются перед его закрытыми глазами.

Мало-помалу холодная дрожь переходит в жар, сухой бесконечный жар, образы принимают форму фантастической пляски видений. Моя голова слишком тяжела, а рука слишком дрожит, чтобы продолжать писать. Только 9 часов, но лучше всего мне лечь.

Янв[арь] 11. Пять дней подряд досаждала мне лихорадка. Вчера и сегодня у меня был один приступ за день и последний, слабый, в это утро. Чувствую себя много лучше, но колени очень дрожат. Не буду описывать подробно мое состояние за эти пять дней.

Скажу только, что все это время у меня была ужасная головная боль, абсолютное отвращение к пище (или, скорее, к пище, которую я мог достать). Отсутствие пищи (за исключением немного чая и холодного таро вместо хлеба) ослабило меня, и, только поддерживая себя обеими руками, я мог выползти на веранду и сделать три дневных метеорологических наблюдения.

Для того, чтобы, принимая лекарства, донести ложку благополучно до рта, мне приходилось одной рукой поддерживать другую – так ужасно тряслись у меня руки. Вчера голова у меня так кружилась, что я не в силах был сидеть на стуле; лицо мое очень распухло. Сегодня я могу передвигаться, и опухоль на лбу и возле глаз почти исчезла.

За эти дни меня много раз посещали туземцы; считая нежелательным, чтобы они узнали о моей болезни, я появлялся у двери, но, чтобы сократить их визиты, делал серьезное лицо и бросал им немного табака.

Другой неприятностью был Ульсон, вечно хныкающий о нашем положении, о том, что будет, если я долго проболею. Когда я болею, от него нет ни малейшей пользы. Я и сам не люблю, когда со мной нянчатся во время болезни, и почитаю за лучшее оставаться в это время одному, но Ульсон заходит слишком далеко. Он за эти пять дней ни разу не спросил меня, хочу ли я есть, и мне пришлось приказывать ему вскипятить немного воды для чая.

Январь 12. Я совершенно здоров и был в состоянии проделать кое-какую анатомическую работу на веранде.

1 янв. 1872 г./20 дек. 1871 г. Пнд. Новый Год встретил 12 выстрелами из 2-х револьверов и потом, выпив целый кокос за здоровье родных и друзей моих, лег спать. Ночью была сильная гроза и шел проливной дождь, который несколько раз шел и днем. Ветер также был силен, много обрубленных лиан падало в лесу и около дома, и я понес очень чувствительную потерю.