Мемуары "власовцев" - Александр Окороков Страница 66

13 ноября в специальном поезде члены Комитета отправились в Прагу на подписание Манифеста. Перед торжественным заседанием прием и обед у диктатора Чехии генерала Франка. На обеде присутствуют все члены президиума Комитета во главе с генералом Власовым, члены чешского кабинета министров во главе с премьером д-ром Крейчи и видные немецкие государственные деятели, среди них генерал Кёстринг, заместитель министра иностранных дел Лоренц и др. Никаких речей.

Во время обеда мне пришлось сидеть с д-ром Крейчи. Незабываемое впечатление! Исключительно умный, интеллигентный и культурный человек. Интересная деталь: мы всю беседу нашу вели на смешанном русско-украинско-польском языке, несмотря на то что оба знали немецкий язык достаточно хорошо. Д-р Крейчи, намеренно уклоняясь от немецкого языка, очевидно, этим хотел подчеркнуть свое отрицательное отношение к немецкой диктатуре. Во время обеда он заметил иронически: «Что-то уж очень торжественно открывают Комитет». — «Вы хотите, вероятно, сказать, что торжественностью хотят подменить дело?» — заметил я. Крейчи хитро улыбнулся, но промолчал. Он знал немцев лучше меня. После войны он разделил судьбу многих т. н. коллабораторов и был присужден к пожизненному заключению. Будем надеяться, что он доживет до более справедливого правительства, которое не будет действовать по указке коммунистов и разберется в том, что сделал Крейчи для своего народа в тяжелое время немецкой диктатуры.

Во время последующего приема познакомился я и с генералом Кёстрингом. Исключительно хитрая лиса, бывший атташе Германского посольства в Москве, прекрасно говорит по-русски, нацист до мозга костей. Ловко увиливает от ответа на прямо поставленный вопрос, когда же последует передача восточных добровольческих соединений под командование Власова. Выставляет себя только послушным исполнителем приказаний фюрера. По его мнению, такой переход следовало бы провести как можно скорее, однако он только может сейчас высказать свое мнение, приказ же последует от фюрера. В то же время брошенные им во время разговора отдельные фразы об организационных трудностях такой передачи показывают мне ясно, что он будет одним из основных противников этой передачи. Со мной вполне согласен Закутный, который принимал участие в беседе. Так в дальнейшем и оказалось: Кёстринг до самого конца был главным тормозом в этом важном деле.

В два часа дня торжественное заседание. Обставлено с большой помпой. Власов читает Манифест и говорит краткую речь. В ней подчеркивает историческое значение настоящего объявления беспощадной войны большевизму как на военном, так и на идеологическом фронте. Указывает, что в Праге в 1902 году Лениным было положено начало большевистской партии (тут на полях знак вопроса), выражает надежду, что образование Комитета явится первым надгробным камнем на будущую могилу большевизма. Немцы, по-видимому, не особенно довольны его речью, так как он уклоняется от шаблонных заявлений о неизбежной победе немецкого оружия. Весьма малосодержательные речи Лоренца и Франка, снова подписание Манифеста, и заседание окончено.

Ночью мы должны уезжать. Вечером мы приглашены на ужин в клуб журналистов. Характерный штрих: ввиду явной враждебности чешского населения нам не рекомендуется покидать отель и выходить одним на улицу. Я, правда, знал и раньше, что чехов охватил коммунистический психоз и они в простоте душевной отождествляли коммунистически-интернациональные силы СССР с русскими освободительными силами. Я думаю, что чехи уже сейчас, после двух с половиной лет, лучше разбираются в этой разнице, и недалек тот час, когда они поймут те мотивы, которые побудили нас выступить против «своего правительства». Тогда же они смотрели на нас, как на изменников и предателей.

Что делать: по-видимому, народ, охваченный безумием, способен сделать больше глупостей, чем это под силу одному сумасшедшему. Ненависть к немцам затмила всякий здравый смысл и притупила всякую критику. Тогда в Праге я думал, что этого не произойдет с народами Америки и Англии и они сохранят разум в отношении большевиков, но, увы, и у них ненависть к немцам породила необычайную близорукость в отношении коммунистов. Очевидно, чувство ненависти и разум не могут существовать рядом.

Вечером мы отправились на ужин. Обычное времяпрепровождение в ночном клубе — сомнительном кабаре. Знакомлюсь с целым рядом общественных деятелей Праги. Поражает полное отсутствие украинцев, хотя мне сказали раньше, что пражские украинцы очень благожелательно относятся к идее антибольшевистского объединения. Подозреваю, что они побаивались чехов, с которыми им еще предстояло жить и работать. К концу вечера приехали Франк, Власов и другие. Затрудняюсь сказать, был ли это пропагандный трюк или тогда Франк еще думал серьезно и честно отнестись к Освободительному движению, но он долго тряс руки остовцев, членов Комитета, которые подошли к нему чокнуться, и выпил с ними за процветание Комитета. В то время я и другие члены Комитета еще окончательно не потеряли надежды на искреннее изменение немецкой политики в отношении остовцев, и поэтому на нас этот эпизод произвел большое впечатление.

Возвратясь в Берлин, мы принялись за работу.

Первые разочарования

Когда я в один из следующих дней пришел к Закутному, то он меня сразу огорошил сообщением, что он только что от Власова и от него узнал принятую — вернее сказать, навязываемую нам — схему рабочих взаимоотношений с немцами. Оказывается, все наши распоряжения и решения только тогда имеют законную силу, когда они одобрены соответствующими немецкими комиссарами (хотя такого наименования и не было de jure — de facto они выполняли их функции). Все управления и сколько-либо крупные учреждения имели своих эсэсовцев, которым мы должны были представлять наши планы. Комиссары связывались с соответствующими учреждениями и после консультации с ними говорили нам, приемлемо ли наше постановление или предложение либо нет.

Для моего медицинского управления был назначен д-р Ричардс — здоровенный верзила, к делам медицины имеющий весьма отдаленное отношение, по профессии агроном, сам являвшийся довольно крупным землевладельцем… «Вы хотите узнать, как живут и работают остовцы? Приезжайте ко мне на ферму — они там как сыр в масле катаются». Эти приглашения так и остались платоническими, поэтому все высказывания остаются на совести г-на Ричардса. По тому, как он тормозил все наши предложения, я не могу поверить его горячей любви к нашему брату.

Система комиссарства, даже и без того чтобы намеренно вредить, сама по себе неэкономична, потому что требует минимум удвоенных усилий. Но она имеет и плюсы — сразу проводится граница между «нами» и «ими» с ясным следствием недоверия одних к другим. Первым камнем преткновения явились штаты. Конечно, не из-за денег, никто о них не думал, тем более что деньги все равно имели весьма ничтожную ценность, а потому, что принятие в штат означало право жить вне лагеря и продовольственную карточку — такие блага для восточника получить иным путем было почти невозможно. Естественным нашим желанием было запроектировать штаты как можно большие, чтобы вытянуть из лагерей возможно большее число людей; задачей г-д Ричардсов было наши штаты возможно больше урезать. В последующем, после того как было заключено финансовое соглашение и нам выделили собственные деньги в виде займа, мы получили большую возможность привлекать людей к нашей работе.