Юрий Никулин - Иева Пожарская Страница 66

Было немало и трюкового реквизита. Придумать репризу и в ней трюк легче, чем разработать его технику. Сочинить смешной сюжет можно за пару часов, а вот на то, чтобы найти путь к трюку в этом сюжете, клоун может потратить многие месяцы. Например, над приспособлением для табуретки, с которой таинственным образом пропадают куриные яйца, клоуны бились месяца полтора-два. То же самое было и со штанами, куда «выстреливал» бантик, и с рубашкой, когда пущенная из лука стрела должна была пронзить насквозь Никулина. Долго ломали голову и над механическим устройством для тараканов, которые должны были бегать по манежу. Реквизит в основном делал Михаил Шуйдин. Порой гардеробная напоминала слесарную мастерскую. Шуйдин, склонившись над тисками, вечно что-то мастерил. Это пошло еще со времен ученичества у Карандаша, который тоже обычно сам готовил себе реквизит. «Пока делаешь реквизит, — любил говаривать он, — привыкаешь к нему. Думаешь над реквизитом. В руках вертишь, трюки придумываются. И реквизит становится тебе родным. И работать с ним потом легче». Вот и Шуйдин не переставал что-нибудь тачать. У него были золотые руки. А техническая смекалка, навыки владения инструментом у него остались с тех пор, когда еще до войны он работал слесарем-лекальщиком на заводе .

В конце артистической карьеры у Никулина и Шуйдина было девять ящиков багажа с реквизитом на полсотни реприз. Для каждой вещи свое место. Бутафорское бревно, деревянный нож, «увеличитель», кирпичи из пенопласта, резиновые гири, пистолеты, змейка, ведра, тросточки, плюшевые собаки и десятки других предметов. А в отдельном ящике лежали всякие смешные вещи, которые еще только ждали, что для них придумаются репризы.

Сегодня не так. У большинства клоунов весь багаж умещается в одном чемодане. Актуальна мобильность. Многие артисты сами ищут контракты, и для них важно иметь возможность быстро собраться и переехать на новое место. Как говорится, «наша аппаратура всегда при нас».

* * *

Для коверного самое главное — репризы. Новые репризы, с которыми можно выходить к зрителям. Смешные репризы, чтобы зрители смеялись. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Зритель — первый и самый главный рецензент нашей работы. Мы внимательно прислушиваемся к реакции зала, стараясь почувствовать, где зрителю скучно, фиксируем ненужные паузы. Словом, все наши репризы, интермедии, клоунады мы всегда окончательно доводим на зрителе. Когда кто-нибудь из публики приходит к нам за кулисы, мы охотно разговариваем с ним и стараемся узнать, что понравилось больше, что меньше. И бывает, что одни что-то восторженно хвалят, а другие это же самое ругают. Одни любят лирические, трогательные репризы, другие жаждут "животного смеха".

— Я, знаете ли, — говорил мне один полный, жизнерадостный зритель, — хочу в цирке посмеяться животным смехом. Так, чтобы ни о чем не думать. Лишь бы посмешней! Вот вы водой обливались — это так здорово, что я просто плакал от смеха…»

Но, что касается поисков смешного, Юрий Никулин, несмотря на весь свой опыт, накопленный к 1960-м годам, не мог поручиться заранее, над чем будет смеяться зритель, а над чем — нет. Однажды ему на ум пришло яркое сравнение: поиски смешного схожи с трудом старателей — чувствуешь, что золото где-то рядом, а поди найди. Какую гору песка приходится перемыть, чтобы найти крупицы ценного металла! И клоуны Никулин и Шуйдин терпеливо, день за днем, «намывали» крупицы юмора.

За свою цирковую жизнь Никулин и Шуйдин придумали около шестидесяти реприз. Много это или мало? У Карандаша их было 250! Но у сегодняшних клоунов если шесть-семь реприз наберется, то считают, что это уже очень хорошо. Так что же, 60 никулинских реприз — много это или мало?

Как рождались репризы? Всегда по-разному. Однажды, работая в Запорожье, Никулин и Шуйдин узнали, что в городе уже целый год как нет термометров в аптеках. А была старая довоенная реприза, в которой один из клоунов изображал симулянта, а второй засовывал ему за шиворот кусок льда. На вопрос инспектора манежа, зачем он это делает, второй клоун отвечал: «Измеряю больному температуру. Если лед будет долго таять, значит, нормальная, а если быстро — повышенная». Никулина осенило: можно же совместить эту старую репризу и дефицит градусников в Запорожье! В первый же вечер, как пришла в голову эта мысль, клоуны опробовали ее на публике. После того как Шуйдин на манеже «заболел», Никулин начал льдом «измерять» ему температуру.

— Что ты делаешь?! — закричал инспектор манежа. — Проще же поставить ему градусник!

И Никулин произнес:

— А вы попробуйте в Запорожье достать градусник!

Весь цирк засмеялся.

Или другая реприза: Никулин выходил на манеж с забинтованной рукой и на вопрос инспектора «что случилось?», отвечал: «В очереди за тарелками стоял». Сейчас такая шутка не вызовет никакой реакции, а в 1960-е зал взрывался от смеха, потому что в то время в очередях за посудой дело нередко доходило до драк.

Содержание еще одной сценки сводилось к тому, что Никулин как бы приходил устраиваться на работу. Его принимал Шуйдин, типичный бюрократ. Не глядя на пришедшего к нему человека, он требовал представить справку с места жительства, справку с места предыдущей работы, справку о прививке оспы, справку из школы, где учится сын, и пр. — до бесконечности. Но странное дело, в ответ на каждое требование бюрократа Никулин спокойно отвечал: «Пожалуйста» — и доставал нужную справку. У него их было на все случаи жизни. Бюрократу ничего не оставалось, как застрелиться. Его уносят, а Никулин, следуя за ним, удивленно резюмировал: «За сегодняшний день — третий…»

А вот мимическая сценка «Перш». Ее Никулин и Шуйдин показывали после номера артистов, балансирующих на лбу большим першем — шестом, на котором исполняются сложные акробатические трюки. Клоуны появлялись на манеже, неся на плечах длинный шест, и своими приготовлениями настраивали публику на то, что сейчас повторят немыслимый трюк только что выступавших артистов. Не спеша, они снимали пиджаки, пробовали крепость шеста, после чего Никулин устанавливал его себе на лоб. Прежде чем начать влезать на перш, Шуйдин, надев на себя страховочный пояс с лонжей, подходил к униформистам. Смахнув слезу, он печально пожимал всем руки, как бы прощаясь перед, возможно, смертельным трюком. Потом подходил к Никулину. В оркестре звучала барабанная дробь. А Никулин неожиданно ложился на ковер вместе с шестом, и Шуйдин старательно по нему полз. Реприза примитивная, но в зале смеялись.

Еще была реприза с гирей. После очередного силового номера клоуны с трудом выволакивали на манеж большую гирю. Никулин снимал с себя пиджак и рубашку и оставался в жилетке и брюках, закатанных до колен. Он жестом предлагал партнеру поднять гирю. Шуйдин с огромным напряжением выжимал ее один раз, затем другой. Никулин важно раскланивался — мол, смотрите, какие чудеса творим. Шуйдину это не нравилось, и он предлагал Никулину самому поднять гирю. Тому гиря явно была не по силам. С гирей его «бросало» из стороны в сторону, казалось, он вот-вот упадет. Наконец вес взят!.. И вдруг совершенно неожиданно Никулин изо всех сил ударял своего партнера этой громадной гирей по голове. Зал изумленно ахал — оказывается, гиря-то бутафорская!