Михаил Анчаров. Писатель, бард, художник, драматург - Виктор Юровский Страница 66

Окончание института и поворот кругом

Мы уже упоминали, что во время обучения в институте Анчаров не переставал подрабатывать, в том числе и литературным трудом. В апреле 1952 года он попадает в больницу с диагнозом острой дизентерии — видимо, сказалась привычка питаться кое-как и тем, что подвернется по руку. Во время пребывания в больнице он внезапно для самого себя напишет стихотворную трагедию о Леонардо да Винчи. Почти через три десятка лет Анчаров включит ее в свой роман «Дорога через хаос». Вот что он рассказывал об этом в интервью журналу «Студенческий меридиан» в 1981 году [104]:

«…Мне было интересно, нельзя ли как-нибудь стимулировать те особенности, которые мы называем способностями, талантом, гениальностью и так далее. Вот почему мне был интересен Леонардо — как максимальное из того, что я знал в этом плане. Ибо сколько ни отбирать гениальных людей буквально в любой области, в любом сочетании, — в первой десятке будет назван Леонардо. А в искусстве — в первой пятерке. Остальные могут меняться, но Леонардо будет назван. И если попытаться понять что-то в нем, в его творчестве, то можно будет понять и про нас, грешных, обыкновенных людей.

— Михаил Леонидович, строки о Леонардо действительно пришли к вам в больнице?

— Совершенно верно. До этого я увлекся просто его биографией и не думал писать о нем, тем более пьесу, тем более трагедию, тем более в стихах. Я интересовался им как человеком творчества. А творчеством, самим механизмом творчества, если можно так выразиться, я интересовался всегда. И пройти в этом смысле мимо Леонардо невозможно, потому что это первый образец, причем универсальный образец. И увлекаясь изобретательством, и биологией, и бог знает чем, эпохой Возрождения в том числе, я искал какие-то ключи к творчеству, — как я потом обозначил их для себя, — ключи полета. Толчком же послужила подготовка к юбилею Леонардо в 1952 году, — вон когда еще вся эта история затевалась. Со мной произошло то же самое, что и с моим героем, но только в других обстоятельствах. Стихи — во всяком случае, песни — я писал всегда, но в тот период я был так перенасыщен Леонардо, всем его обликом, подробностями его жизни, окружающей обстановки, что доработался до полного нервного истощения и попал в больницу. И там однажды ночью мне пришла в голову строчка: “тяжелое дыхание трагедии”. Я вдруг почувствовал какой-то ритм, и тогда же возникла строфа, которая в пьесу не вошла:

Тяжелые крутые подбородки,

Лбы низкие прикрыты волосами.

Все отпрыски фамилий знаменитых:

Медичи, Сфорца, Борджа, Малатеста.

Проламывают головы друг другу,

За два дуката отравить готовы,

И каждый норовит в государи…

Вот какие это были стихи, из которых возникло все остальное. Я тогда занимался живописью, историей живописи эпохи Возрождения, и от перенасыщения, видимо, и пошла вот такая кристаллизация.

Я сам был перепуган — уж не с ума ли сошел, все думал, с какой стати я, живописец, буду все это писать? Песни одно, а трагедия, сами понимаете, это совершенно другое. И — не смог удержаться…»

В пьесе Леонардо изображен пацифистом, сожалеющим о том, что непрестанные войны мешают ему заняться единственно достойным делом — поиском «веселых секретов мирозданья»:

Лев X

Что толку в том, что ты силен, как бык,

Что ростом чуть не выше Голиафа?

Вдвойне позор, когда в могучем теле

Скрывается дрожащий бабий дух.

Мужчина — воин! Так велел господь,

Создавший нас по своему подобью.

Мужчина от рожденья до надгробья

Войною дух свой пестует и плоть!

Леонардо

Войной за что?.. Ведь если создан я

По образу и божьему подобью,

То не затем, чтоб умножать надгробья,

Ведь это может делать и змея.

Нет, я боец!.. Но кистью и резцом

Я не калечу божии творенья,

Я создаю Вселенной повторенье,

Недаром бога мы зовем творцом.

Лев X

Ты богохульник!

Леонардо

Нет, синьор, художник!

Интересен также следующий диалог между Леонардо и наемником Микелотто, в котором Анчаров устами первого выражает свое отношение к патриотизму и космополитизму и моральной подоплеке этих понятий:

Леонардо

О, Микелотто? Капитан? Ах, старый друг!..

Я вижу, здесь собрались патриоты…

Микелотто

Точь-в-точь как вы, маэстро.

Леонардо

О, как я! Вот человек без предрассудков.

Микелотто

Как и вы…

Леонардо

Без родины…

Микелотто

Я человек вселенной.

Леонардо

Ты человек той части во вселенной, В которой больше платят!

Микелотто

Как и вы!

Леонардо

Врешь, Микелотто… Разница большая:

Мне платят, чтобы я работал.

Тебе же — чтоб не изменял.

Я продаю князьям свою работу,

Ты, Микелотто, верность продаешь.

Есть разница? А?

Конец пьесы — обычный для Анчарова «хеппи-энд»: Леонардо, преданный покровительствовавшим ему папой Львом X, принимает покровительство французского короля Франциска I и счастливо заканчивает свои дни в кругу обожающих его учеников. Здесь Анчаров в угоду своему замыслу исказил реальные события и выстроил их в нужной ему последовательности: римский папа Лев X действительно покровительствовал Леонардо, так же как и Франциск I в последние годы жизни. Но папа Лев Х его не предавал, а изображенная в конце пьесы сцена захвата Милана французскими войсками, при которой реальный Леонардо действительно присутствовал, произошла гораздо раньше, чем Лев Х стал папой, а Франциск I — королем Франции.

В финале пьесы ученик Леонардо по имени Франческо в присутствии Франциска I говорит:

…Закрылись навсегда глаза орла.

Он долго чересчур глядел на солнце.

Он видел то, чего мы не видали,

О чем только мечталось в тишине.

Он разглядел для нас такие дали,

Которые мы видели во сне.