В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков Страница 67

Я хоть и не был штатным стрелком, но стрелять умел неплохо. Какой оружейник не владеет оружием? Вот и я, будучи оружейником штурмового авиаполка, умел стрелять из всех видов вооружения, которым был оснащен Ил-2.

Ил пилотировал младший лейтенант Мансур Зиянбаев. Это был его второй боевой вылет.

Взлетели. Мансур догнал над аэродромом истребителей прикрытия и занял место замыкающего в шестерке штурмовиков.

Над Эльтигеном дым, видны всполохи разрывов снарядов и бомб. Падают сбитые самолеты. Мы с ходу сбрасываем бомбы, делаем разворот, снижаемся, стреляем из пушек и пулеметов. Проходим вдоль плацдарма. С земли из немецких траншей по нашим машинам бьют из всех видов оружия. К нам прорываются «Мессершмитты». Но прикрытие на месте, наши истребители перехватывают их, завязывают бой, и мы вырываемся из этого ада живыми.

Но не зря перед взлетом сержант выскочил из машины, он будто чуял свою смерть: при сборе группы после штурмовки наш самолет, как это часто бывает с замыкающими, отстал. Такой самолет всегда подарок для истребителей, его сбивают в первую очередь. И вот «Мессершмитты», их было два, кинулись на нас. Первую атаку я отбил. Но это их не остановило. К тому же несколько крупнокалиберных пуль попало в наш самолет. Было повреждено переговорное устройство. Летчик уже не мог слышать меня и делать необходимые маневры. Наше счастье: один из ЛаГГов прикрытия, видя нашу беду, оторвался от своей группы и на свой риск, в одиночку, повел нас. И все же немцы прекрасно понимали свое преимущество. Они парой пошли на наш самолет. А Зиянбаев почему-то стал уходить на максимальной скорости по прямой — как раз то, что и нужно в таких случаях мессам. Я взял в прицел ведущего и, когда тот сократил расстояние между нами до 100 метров, нажал на гашетку. И видимо, попал, потому что «Мессершмитт» как ужаленный взмыл вверх. А там его тут же перехватил ЛаГГ прикрытия. Смотрю, пошел вниз с черным шлейфом. Но, увлекшись им, я совсем выпустил из виду ведомого. А он тем временем подобрался к нам внизу и завис в мертвом пространстве, где я его уже не мог достать. Приготовился к атаке. Немецкие истребители знали, что бронированный Ил-2 снизу можно было поразить только с близкого расстояния. Знали и то, что турель стрелка имеет ограниченный угол стрельбы.

Опасность всегда страшна своей неожиданностью. Когда мессер завис под нашим подбрюшьем, по всем канонам воздушного боя это означало для нас только одно: конец. Осталось последнее — стрелять через фюзеляж своего самолета. Во фронтовой газете я однажды читал, что так стрелял стрелок-радист бомбардировщика, атакованного истребителями, и отбился. Но можно перебить тяги рулей, и тогда уж точно — хана. И я подумал: не все ли равно, кто перебьет наши тяги, я сам или месс…

Я прицелился примерно. Потому что точно прицелиться было нельзя. И ударил из своего пулемета через фюзеляж. Зиянбаев, видно, решил, что нас достала очередь немца, и моментально скользнул влево. Это нас спасло: короткая очередь «Мессершмитта» нас не задела. Но зато немец как раз напоролся на мою длинную очередь. Буквально передо мной немецкий истребитель перевернулся через крыло и рухнул вниз. Я даже не видел, что чтобы он горел. Просто рухнул.

Так мы выжили.

Но до базы оставалось еще далеко. Фюзеляж весь разбит, щепки торчат в разные стороны. Я смотрел на них с ужасом. Мне казалось, что вот-вот фюзеляж и вовсе отвалится. И решил я проверить, не задеты ли тяги рулей. Иначе при маневре они могут просто-напросто не выдержать и оборваться. Раскрыл «райские врата», так в шутку мы называли бронированные створки, которые прикрывали стрелка снизу, и полез проверить тросы. Они оказались в порядке.

ЛаГГ то и дело взмывал надо мной, шел рядом, и летчик делал знак рукой — что-то настойчиво хотел нам сообщить.

Так дотянули до своего аэродрома. Сели благополучно. Зиянбаев зарулил на стоянку. Сопровождающий нас ЛаГГ приземлился перед нами. Мы с Мансуром вылезли из кабин, посмотрели друг на друга, на развороченный фюзеляж своего самолета и молча побрели на командный пункт. У входа стояли командир полка и командир звена истребителей, прикрывавших нас.

Оказалось, из нашей шестерки Илов на базу вернулись только три. Остальные, с повреждениями, не дотянули до своей базы и сели на других аэродромах.

Стрелка, отказавшегося лететь на боевое задание, хотели отдать под трибунал. Но комполка сказал: «Он пришел к нам из пехоты. Пускай туда и возвращается». И отправили его пулеметчиком в пехоту.

— 5 декабря группу на Эльтиген повел Тамерлан Ишмухамедов. Я — с ним. Над аэродромом облачность была низкая, метров триста. А бомбы ниже 400 бросать нельзя, можно поразить самого себя. Но над проливом облака начали подниматься. Там работали другие группы Илов. Истребители прикрытия дрались с немецкими истребителями. Словом, все как всегда.

Тамерлан командует: «Противозенитный маневр! Атакуем группой, с ходу!»

Мне хорошо видны действия всей группы. Пробиваемся сквозь зенитный огонь. Сбрасываем бомбы на танки и пехоту южнее поселка. Так, от бомб освободились. Машина сразу становится более легкой и маневренной. Тамерлан накрывает эрэсами и огнем пушек зенитную батарею. Подвернулась на пути, как ее обойдешь… Затем, на бреющем, проносимся вдоль переднего края. Остальные — за нами.

Я кручу головой вокруг, нет ли поблизости истребителей противника.

Вдруг в правой плоскости нашего самолета возникает огромная дыра. Тамерлан выравнивает самолет. У кромки моря — разворот, и снова на штурмовку, на врага. Вот разрывы зенитных снарядов как обрезало: если зенитки прекратили огонь, значит, где-то рядом истребители. Так и есть! Вон они, приближаются. Два месса сразу кинулись на замыкающий Ил. Его стрелок, смотрю, лупит по одному истребителю. Я тут же открыл огонь по другому. Вот «мой» отвалил. Тут уж так: у кого нервы крепче. Второй продолжает наседать. Тамерлан маневрирует, он все тоже видит и помогает мне поймать в прицел истребителя. Пулемет у меня хороший — ШКАС, 1800 выстрелов в минуту. Мне достаточно поймать цель в прицел хотя бы на долю секунды. Тамерлан немного качнул самолет, и я всадил в месса точную очередь всего со 100 метров. Немец упал в Чурбашское озеро. Фонтан был хороший.

Летим на малой высоте. Замыкающий еще ниже. Он летит так низко, что мне кажется — вот-вот он коснется винтом воды. Что-то с ним неладно. Смотрю, садится на воду возле баржи. Куда же он, думаю? Надо чуть-чуть потянуть, немного ведь осталось… Брызги! И над ним смыкаются воды.

После посадки к нашему самолету на стартовой машине подъехал командир полка. Тамерлан доложил о выполнении задания, о том, как я сбил месса и что погибли лейтенант Тихонов со стрелком Васильевым. «Они не погибли! — закричал я совсем не по уставу. — Они сели на воду рядом с баржей! Я видел!»

Командиры молча посмотрели на меня и разошлись.

— Утром 7 мая нашему полку был зачитан приказ о штурме Севастополя.

На боевое задание я вылетел в самолете командира группы штурмана полка Коновалова. Я к нему напросился сам. У него стрелок заболел.