Великий де Голль. "Франция - это я!" - Марина Арзаканян Страница 67

22 августа 1962 года, в пятницу де Голль выехал из Парижа по направлению к аэродрому Виллакубле, чтобы оттуда вертолетом добраться до Коломбэ. Он находился в машине с женой, зятем Аленом де Буассьё и шофером. Президентский эскорт состоял всего лишь из двух мотоциклистов и одной машины сопровождения. Едва покинув город, автомобиль де Голля оказался на перекрестке у деревушки Пти-Кламар. И здесь де Буассьё увидел, как с ними поравнялась другая машина. Стекла в ее дверце были опущены, а из проемов выставлены дула двух автоматов. Зять генерала только успел крикнуть: «Нагнитесь!» Президент с женой, сидящие на заднем сиденье, моментально среагировали. Тут же прозвучали автоматные очереди. Пули пробили стекла и капот машины. Просто чудом все уцелели. Только один мотоциклист получил легкое ранение {512}. Покушение на президента республики организовал полковник в отставке Жан Бастьен-Тири. Вскоре его с сообщниками схватили.

Де Голль на этот раз был менее спокоен, но только из-за того, что в машине рядом с ним находилась Ивонна. После происшедшего он писал сестре Мари-Аньес: «Совершенно очевидно, что покушение вполне могло бы привести к гибели четырех человек. Для меня это был бы надлежащий «уход». Но я благодарен Всевышнему за то, что он пощадил Ивонну, Алена де Буассьё и отважного шофера» {513}.

Президент считал совершенно естественным, что за ним охотятся. Он прекрасно понимал, что предал надежды сторонников «французского Алжира». Генерал даже говорил об оасовцах: «То, что они делают, – низко, но мотивы преступления – не столь низки» {514}. Именно поэтому де Голль помиловал многих членов ОАС. Он вообще всегда очень внимательно изучал дела преступников, приговоренных к смертной казни. Их досье присылали в Елисейский дворец, когда родные и адвокаты просили президента о помиловании. Де Голль почти никогда не отказывал приговоренным женщинам. Он заменил высшую меру наказания пожизненным заключением Салану, Жуо и многим другим военным. А вот для Бастьена-Тири генерал это сделать отказался. Он заявил, что не отменит смертного приговора, потому что, обстреливая машину, преступник прекрасно знал, что в ней находится женщина.

4 сентября 1962 года президент Франции отправился в свой первый официальный визит в Западную Германию. Он придавал ему большое значение. Де Голль искренне хотел, чтобы между его страной и ФРГ установились самые дружественные отношения. Генерал говорил: «Главное, чтобы два наши народа изгнали из глубины своей души злых духов прошлого, чтобы они теперь поняли, что нужно объединиться навсегда. И это должно произойти не только на уровне политических деятелей, но и народного сознания» {515}. А сыну президент Франции как-то сказал: «Да, сегодня Германия ампутирована на треть. Но это ненадолго. Необходимо доверять энергии этого народа» {516}.

За шесть дней визита де Голль посетил Бонн, Кёльн, Дюссельдорф, Гамбург, Мюнхен, Штутгарт. Он вел переговоры с канцлером Аденауэром и президентом Генрихом Любке. Несколько раз генерал выступал с речами, в том числе на немецком языке. Немцы проявили по отношению к президенту Франции большое радушие. Где бы он ни появлялся, его приветствовали толпы народа. Де Голль покидал ФРГ в превосходном расположении духа. По возвращении на родину он отмечал: «Я вижу в выражении тех дружеских чувств, которые были проявлены ко мне в Германии, долгое тайное тяготение немцев к Франции. Меня это очень тронуло» {517}.

Осенью 1962 года разразился Карибский кризис. В ответ на угрозы и действия со стороны США покончить с молодой Кубинской республикой во главе с Фиделем Кастро советское руководство разместило на Кубе свое ракетное оружие. Президент Кеннеди потребовал от СССР немедленно убрать его и установил «карантин» на все виды наступательного оружия, перевозимого на Остров свободы. Началось жесткое противостояние, поставившее мир на грань атомной войны. В конечном счете Советский Союз и Соединенные Штаты «проявили благоразумие», пошли на взаимные уступки, и катастрофы удалось избежать.

Де Голль с самого начала конфликта занял твердую позицию и заявил о своей безоговорочной поддержке США. Он собрал во время Карибского кризиса заседание правительства и затем сам написал следующую декларацию: «Совет министров выразил полное понимание Франции по поводу обеспокоенности Вашингтона из-за установки на Кубе советского наступательного оружия… Расценивая события на Кубе как региональные, совет тем не менее отдает отчет в том, какие последствия они могли бы иметь и для безопасности Европы. В связи с этим наши обязательства по НАТО есть и останутся основой политики Франции» {518}.

Кеннеди оценил такую позицию де Голля. Вообще между генералом и этим президентом США, несмотря на серьезные разногласия, сложились отношения взаимного уважения. Де Голль говорил о Кеннеди сыну: «Когда я смотрел на него, мне казалось, что предо мной ты: я видел перед собой молодого человека, который готов прислушаться к опыту старшего» {519}.

Генерал, без сомнения, испытывал чувство огорчения от того, что Кеннеди так и не захотел поставить Францию внутри Атлантического блока в равноправное положение с США и Великобританией. В 1962 году в письме к нему де Голль отмечал: «Я очень сожалею, что три великие державы Запада, связанные союзом и сыгравшие большую роль во время двух мировых войн, и такие близкие по своим концепциям и идеалам, не хотят играть вместе «концерт», независимо от других мировых сообществ, включая атлантическое» {520}. И тем не менее, в момент Карибского кризиса де Голль прямо заверил Кеннеди: «Если бы война началась, Франция встала бы на сторону Соединенных Штатов» {521}.

В самой Франции осенью 1962 года тоже произошли важные события. Де Голль выступил инициатором вынесения на всеобщий референдум важнейшей поправки к Конституции 1958 года – о выборах президента республики. Вернувшись к власти, он не захотел сразу менять в стране традицию, существующую почти сто лет, и оставил в новой конституции статью об избрании главы государства косвенным голосованием. Теперь же генерал решил, что пришло время выбирать президента всеобщим голосованием, и объявил, что выносит этот вопрос на референдум. Де Голль заявил: «Конституция вполне может меняться. Не надо ее мумифицировать» {522}.