Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер Страница 67

– Тебе сколько дали сдачи?

Я проверил свои, и получилось, что у нас осталась ровно половина. Лишиться денег, отпущенных на поездку, было серьезным ударом. Мы были в шоке – может это быть или нет, обманули нас или нет? Десять долларов стоила пепси-кола?!. По окончании спектакля мы вышли с этим переживанием.

Но тут Николай Бенуа сказал:

– Уважаемые дамы и господа, я и сеньор Герингелли приглашаем вас посетить наше артистическое кафе.

Сеньор Герингелли – многолетний директор театра, вписавший свое имя в историю “Ла Скала”. Мы пришли, сели за столики, и все было чудесно. Нам принесли выпить и угостили прекрасным ужином. Директор сказал приветственный тост, мы чувствовали себя очень хорошо.

Во время банкета я подошел к Бенуа и попросил:

– Дорогой Николай! Мы приехали на короткий срок – у нас всего две недели. Скажите, можем ли мы каким-то образом встретиться с синьором де Кирико?

Я знал, что он работал в “Ла Скала” как художник-постановщик.

Бенуа отнесся к моей просьбе очень сдержанно, сказал, что в принципе это реально, но сейчас невозможно – де Кирико живет в Риме. Иными словами, выслушав меня с симпатией, помочь не обещал. Мы сидели в кафе, выпивали, прошел примерно час, когда вдруг ко мне подошел Бенуа (он уже изучил, как кого зовут):

– Борис, вы знаете, я должен вас порадовать: сеньор де Кирико сейчас в нашем кафе с женой и сидит вон за тем столиком.

К еще большему восхищению нашему выяснилось, что жена де Кирико – русская (как и у многих великих художников эпохи: Пикассо, Матисса, Дали, Леже, Майоля). Бенуа говорит несколько слов синьору Герингелли, и вот уже мы – не два наивных русских с десятью долларами в кармане, а два великолепных синьора – подходим к столику де Кирико, и Герингелли говорит:

– Вот русские художники, приехавшие в Италию, они очень хотят с вами познакомиться.

Де Кирико в то время было около восьмидесяти, выглядел он величественно. Высокий старик с экзотической внешностью, волосы с боковым пробором и, уже от возраста, не белого, а какого-то бело-кремового цвета.

Де Кирико был любезен, его русская жена все прекрасно переводила, объясняла доброжелательно:

– Да, да, мы счастливы.

Какое-то короткое время мы посидели за их столиком, и она сказала:

– Мы приехали из Рима, завтра утром уезжаем обратно. Будете ли вы в Риме?

Мы ответили, что будем, поскольку Рим включен в нашу программу.

– Вот наш телефон, пожалуйста, звоните нам, и мы договоримся о встрече, мы приглашаем вас! – сказала жена де Кирико.

Восторгу нашему не было предела. Распрощались мы с ними в полном ощущении счастья…

По дороге в Рим мы побывали во многих замечательных городах: в Венеции, Флоренции, Парме, Виченце, Ассизи, Ареццо, Сиене. В годы обучения в институте я благоговел перед итальянским Возрождением, и, конечно же, мне хотелось увидеть места, которые я заочно знал досконально и очень любил.

Вспомнились смешные детали поездки в Венецию. Нашу группу поселили в очень хорошей гостинице в двух шагах от площади Сан-Марко. Там был прекрасный вид: справа – высокая башня Кампанилла и библиотека, построенная архитектором Сансовино, слева собор Святого Марка, а за ним – Дворец Дожей, между ними, при выходе к лагуне, – Пьяцетта с двумя колоннами. Голуби, лодки, полосатые столбы, к которым привязывают черные гондолы, бесконечные тенты немыслимых расцветок, изящные столики многочисленных кафе. И Лева, молодой, ловкий и прекрасный, вдруг полез к гондоле по мокрым, изъеденным временем камням что-то посмотреть и свалился в канал, и хотя там оказалось мелко и он тут же вылез на берег, но успел промокнуть весь, а советский паспорт, который он держал в кармане брюк, полинял, и все его страницы отпечатались одна на другой. А ведь при выезде из страны нас учили беречь советский паспорт как зеницу ока. Естественно, что по возвращении Лева претерпел муку общения с бдительными пограничниками.

Вся поездка проходила в ожидании Рима. В Риме жил наш друг, писатель и переводчик Коля Томашевский. У него был свой круг общения, и он познакомил нас с итальянским художником Акилле Перильо. Мы попали на его выставку. Перильо делал странные круглые столбы разного диаметра, разноцветные, с черными окантовками, и на столбах размещались его рисунки. Такая странная выставка из столбов. Картины его и эти столбы я увидел через много лет в Музее современного искусства в Риме – Перильо, так или иначе, стал классиком современного итальянского авангарда.

Когда мы с Перильо и Томашевским сидели в кафе и рассказали им, что с нетерпением ждем встречу с де Кирико, Перильо скривился:

– Да он совершенно отстал от времени, говорить о нем сейчас всерьез невозможно.

Мы были изумлены, потому что во всех монографиях мира картины де Кирико – замечательные метафизические композиции – потрясают. Скепсис Перильо был нам совершенно непонятен.

Тем не менее сразу после этого мы позвонили жене де Кирико:

– Мы приехали в Рим.

Она ответила:

– Я прекрасно помню. Конечно, конечно, приходите к нам в гости.

Мы должны были быть в Риме четыре дня. Она назначила встречу через день, и вот в причудливой компании – Лева Збарский, Виталий Виленкин, Татьяна Сельвинская и я – пришли к дому де Кирико. Это не больше не меньше как на углу площади Испании, где расположена знаменитая Испанская лестница, ведущая к храму Тринита деи Монти. На ступенях лестницы сидят сотни людей – там всегда праздник жизни: сюда все приходят с цветами, девочки, мальчики обнимаются и веселятся, в ларьках продают какие-то игрушки, фонарики, плакатики, флажки. А внизу – фонтан работы Бернини с тритонами и другими скульптурными деталями, характерными для мастера. Это гоголевские места, рядом находится кафе “Греко”, где бывал Гоголь. Он завтракал там и ругался из-за высоких цен.

Мы нашли роскошный дом, где жил де Кирико, на углу площади, прямо напротив фонтана и улочки. Надо было подняться на четвертый этаж, но консьерж нас не пустил, видимо, мы показались ему какими-то странными и неубедительными. Я снова позвонил из автомата с улицы, и мадам говорит:

– Да, да, я сейчас позвоню швейцару.

Мы вошли и поднялись в старинном лифте. Дверь открывает мадам де Кирико – величественная дама со следами былой красоты. Мы принесли в подарок четыре банки черной икры, на что она сказала служанке брезгливо:

– Заберите, заберите это туда, на кухню.

Служанка унесла нашу икру.

Войдя в квартиру, мы были потрясены роскошью обстановки. Меня поразило, что в квартире на четвертом этаже мраморные полы. На стенах огромные картины в золотых рамах, где изображены какие-то кони и обнаженные женщины, несущиеся куда-то на этих конях. Сюжеты, никакого отношения к метафизической живописи не имеющие. Совершенно другой Кирико – салонный, роскошный, абсолютно никаких авангардных идей. Мы идем, с изумлением рассматривая все эти картины, мраморный пол, инкрустированные столики. Проходим в гостиную, в кресле сидит де Кирико и разговаривает с высоким элегантным господином. Мы поздоровались. Мадам де Кирико представила нас этому человеку и сказала, что это синьор Мондадори – знаменитый итальянский издатель. Он величественно пожал нам руки. Разговор не вязался – шел обычный светский обмен любезностями.