Дева Баттермира - Мелвин Брэгг Страница 68

— Пожалуйста, никому не говори.

— Не скажу, — заверила Элис, поспешно скрещивая пальцы.

— Никаких скрещенных пальцев. Поклянись.

— Я не могу поклясться.

— Ты должна. — Резкость совсем не была свойственна Мэри и потому немало напугала Элис. — Поклянись на этом.

Она передала Элис экземпляр «Похищения локона» — одну из тех книг, что давал ей когда-то мистер Фентон, аккуратный, маленький экземпляр, который легко носить с собой. Элис отшатнулась от книги так, точно это была святая Библия из самого Иерусалима.

— Клянись!

Мэри вскочила на ноги, вспомнив те детские драки, когда она, доведенная до отчаяния, атакуемая со всех сторон, поворачивалась лицом к своим мучителям и давала им отпор с удивительным ожесточением, именно эти образы возникли у Элис в мозгу, когда она неуверенно протянула руку…

— Обе руки!

Элис протянула другую руку.

— Клянись!

— Я клянусь.

— И пусть Господь покарает тебя немотой и глухотой, Элис, если ты нарушишь данное мне слово. А теперь сплюнь!

Почувствовав некоторое облегчение, Элис сплюнула.

Мэри мгновенно отбросила гнев, с такой же легкостью, с какой сбрасывала с головы накидку, и снова опустилась рядом с подругой, держа в руках неизменное вязание. Несколько секунд Элис хранила молчание, слегка уязвленная, однако же долго таить в душе обиду она не могла.

— И где же вы поженитесь?

— Это ты тоже сохранишь в тайне? — Да.

— Он хочет, чтобы мы немедленно отправились в Гретна-Гринн, — заметила Мэри с наигранным весельем. Ей хотелось проверить себя: какие чувства она испытает, когда Элис отреагирует на подобное заявление.

— О, Мэри!

— Как ты полагаешь, стоит ли мне так поступать?

— О, Мэри! — Укоризненный тон не требовал никаких комментариев. — Надеюсь, ты не отказала ему?

— Отказала.

— О, Мэри! — Эти три слога на сей раз прозвучали совершенно по-иному, с явной долей горечи.

— На самом деле я еще не ответила ему и даже не решила, выйду ли я за него замуж.

— Мэри! — Теперь в обращении прозвучала неподдельная тревога.

— Несмотря на все, что я о нем знаю, он может отказаться от меня в любой момент. В озере и без того полно рыбы.

— Но если он желает на тебе жениться, — промолвила Элис, медленно, но с нажимом, — должно быть, он уже много размышлял об этом. Не станет же он винить тебя в том, что ты весьма осторожна. Мне думается, отказ раздразнит его. Он вернется.

Отчасти это было сродни безумию, отчасти робким предвидением, основанным на очевидных признаках, но Мэри чувствовала, что он и впрямь обязательно вернется. Но временами она страстно желала, чтобы он навсегда покинул ее.

— Но так ли сильно я сама желаю его возвращения? — спросила она совершенно спокойно, даже строго, точно рассуждая сама с собой.

Однако Элис тут же постаралась развеять все эти страхи и сомнения:

— Ты должна! Не будь глупышкой! Подумай обо всем, что он способен дать тебе. Подумай, какое будущее открывается перед тобой, Мэри… О, если бы не моя беременность, ты могла бы взять меня в поездку, хотя бы ненадолго. Веришь ли, из меня бы вышла отличная горничная! Мне это по душе!

При таких словах еще большее замешательство охватило Мэри. Ей совсем не хотелось думать «обо всем, что он способен дать ей», и даже сама мысль об этом была ей неприятна. В конце концов, о таких вещах Мэри задумывалась меньше всего, ей страстно хотелось избежать какого бы то ни было злословия в их адрес, и все же она понимала, что этого не избежать. Она понимала со всевозрастающим унынием, что та ноша, которую ей приходилось нести на своих плечах все эти долгие годы, — ничто в сравнении с тем, что возложат на нее, когда прославят ее на весь свет охотницей за богатыми женихами. В достаточной ли мере Джон чувствителен? Сумеет ли он понять это? Она улыбнулась самой себе, ее воображение услужливо нарисовало в памяти его портрет, отчетливо и ясно, она увидела загадочную улыбку с ямочками на щеках и вдруг явственно осознала, что все это совершенно не коснется его. И Элис будет исполнять при ней обязанности горничной?

— Я никогда бы не позволила тебе стать моей горничной!

— Но я бы отлично справилась с обязанностями.

— Не притворяйся, будто ты не поняла, Элис. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Это позволило бы мне ненадолго покинуть Баттермир. Подумай об этом.

— А что на это скажет Том?

Мэри ощутила некоторое удовольствие, поддразнивая замужнюю подругу. До сих пор между ними существовал невидимый барьер, точно между рыцарем и его дамой, которых на ложе разделяет меч.

— Конечно, он станет скучать по мне и ни за что не согласится отпускать, — немного помедлив с ответом, задумчиво заметила Элис, — но, — она на секунду замолчала, — я буду ворчать и изводить его, пока он не согласится. Уж это я смогу, уверена. — Она кивнула подруге, точно мудрая сова, и обобщила свой непродолжительный семейный опыт: — Ворчание — хороший способ заставить мужчину сделать то, что тебе хочется. Кроме того, он же знает: мы подруги и мне хорошо с тобой. Я одинаково сильно люблю вас обоих. Вряд ли он станет сильно возражать.

— Ну, тогда ты согласишься поехать со мной?

— Я отправлюсь с тобой хоть на край света, подруга.

— В качестве компаньонки. Если и поедешь, то только как компаньонка.

Элис улыбнулась и тряхнула головой. Она уже видела однажды свою подругу в шелковом платье. Это случилось прошлым летом, когда миссис Спеддинг вдруг взбрело в голову подарить его Мэри. Тогда, глядя на нее, никто не отличил бы ее от благородной леди. Однако сама Мэри всякий раз с ужасом вспоминала этот момент своей жизни. Она чувствовала себя в этом платье скованно и стесненно, ей не хватало воздуху, а руки и ноги налились такой тяжестью, будто были не из плоти и крови, но из гранита. И через несколько минут девушка совершенно разнервничалась, чувствуя себя неповоротливой гусыней, которую случайно запустили в дом. В приличном обществе, где все леди, с детства привыкшие к подобным нарядам, вели себя естественно, непринужденно и даже изысканно, Мэри вдруг стало за себя столь нестерпимо стыдно, что она поторопилась поскорее снять с себя этот нежданный подарок. И теперь Элис, мгновенно ощутив перемену в настроении подруги, решилась заговорить совсем на иную тему. Ей казалось, будто слова ее, сказанные от всего сердца и убедительные, окажут влияние на мнение подруги.

— Но ведь он такой красивый! — промолвила Элис. — И даже если он не сможет дать тебе всего того, что обещает, он все равно самый красивый джентльмен. У него такие густые волосы и такие длинные… а еще в них проглядывает изысканная седина. А этот шрам! Меня прямо-таки в дрожь бросает всякий раз, как я подумаю о нем. Да только когда полковник улыбается, кажется, будто даже и это его увечье украшает его. Он такой сильный и ничегошеньки не боится… и никакой тебе манерности, без малейших капризов… не похож он на тех, кто требователен лишь ко всем прочим, себя же балует и потакает всем своим прихотям. Уж веришь ли, когда он со мной заговаривает, так, могу поклясться, обращается ко мне как к самой прекрасной герцогине в Англии. И это отнюдь не мимолетная прихоть, он столь деликатен, что когда задает мне вопрос, то сам же и помогает мне на него ответить. Вот возьми ты хотя бы преподобного Николсона. Уж мне ли не знать, какой он славный и порядочный человек. Но всякий раз, как заговоришь с ним, так он стоит перед тобой, с ноги на ногу только переминается и начинает вдаваться в ужасно длинные объяснения, в которых я все равно никогда ничего не смогу понять. С ним трудно. А вот полковник Хоуп…