Братья Старостины - Георгий Морозов Страница 68

В межсезонье Николай Петрович вернулся в команду, хотя на сотрудничество с новым главным тренером ему согласиться было весьма не просто…

Здесь надо сделать отступление. Что отличало спартаковского идеолога, так это специфическое отношение к бело-голубым цветам. Классикой жанра стал случай на предматчевой установке, когда начальник команды прихлопнул газетой муху со словами: «У-у, „Динамо“ проклятое!»

Алексею Холчеву Старостин рассказывал: «У нас с „Динамо“ принципиально разные жизненные позиции. Вы, конечно, понимаете, что такой вывод не относится к спортсменам, они ни при чем. Виноваты люди, которые про себя решили: „Динамо“ и власть едины. Мы всегда руководствовались девизом — честь превыше всего! А против нас часто применялись незаконные методы, ставившие нас в заведомо неравные уеловия». Оценив это признание, лучше понимаешь тонкую иронию Старостина в беседе на трибуне лужниковского стадиона с ответственными лицами в 1958-м, когда «Спартак» по надуманной причине лишили победы и заставили заново проводить матч с киевским «Динамо». Заинтересованной стороной здесь было «Динамо» московское, которое при ничейном счете получало право на «перебой» с земляками. На табло горели две «двойки», и глава отечественного футбола Валентин Гранаткин уже начал было обсуждать с Николаем Петровичем день дополнительной встречи за звание чемпиона страны. Функционер настаивал на 12 ноября, его собеседник просил хотя бы день отсрочки. Разговор шел уже на повышенных тонах, но тут Сергей Сальников провел решающий мяч, и начальник команды не отказал себе в удовольствии заметить с издевкой: «Вот теперь можете назначать переигровку на двенадцатое».

Уже после кончины Николая Петровича легенда московского «Динамо» Михаил Якушин обнародовал факт их разговора в тридцатые годы. Форварду предлагали перейти в «Спартак»; отказ же, мотивированный патриотическими клубными соображениями, Старостин принял как должное, попросив только не предавать их разговор огласке. После возвращения из ссылки в переговоры с бело-голубыми он вступал уже с оглядкой. Так, в 1961-м попытался было склонить к переходу Эдуарда Мудрика, но в итоге махнул рукой: «Нет смысла, ты же из клана динамовцев…» С другой стороны, если какого-то мастера динамовская система отторгала и не позволяла ему раскрыться, Старостин, как писал Холчев, принимал его в «Спартаке» «с особой симпатией и очень радовался, когда они надежно и органично входили в основной состав, как бы заново расцветая». В качестве примера можно привести Юрия Гаврилова и Александра Бубнова.

В то же время на страницах книги «Футбол сквозь годы» можно найти такие, например, строки, посвященные годам заключения и ссылки: «Думаю, что наша семья должна быть благодарна обществу „Динамо“. В те тяжелые годы оно явилось островом, на котором мы устояли, сохранили свои семьи и в конце концов вернулись назад в столицу».

Конечно, Николаю Петровичу всегда хотелось видеть на тренерском мостике «Спартака» людей с «красно-белой кровью», какими, собственно, и являлись Никита Симонян или Николай Гуляев. Когда-то Владимир Маслаченко брался организовать обсуждение варианта с приглашением в «Спартак» Валерия Лобановского, однако патриарх, взяв время на раздумье, ответил отказом: «Нас не поймут». Переговоры через посредников были свернуты.

И вот реальной в качестве тренера «Спартака» стала фигура Константина Ивановича Бескова — исторически человека из другого лагеря. Да, его лоббировал брат Андрей, но поступиться былым принципом нужно было не поэтому. Житейская мудрость подсказала: когда кто-то опасно болен, важнее квалификация врача, а не его происхождение или клубная принадлежность. Тем более когда болен любимый ребенок — а именно таковым являлся «Спартак».

Здесь нужно было учитывать еще один нюанс. Задолго до того, как сотрудничество двух значимых в отечественном спорте фигур стало реальностью, Старостин в книге «Звезды большого футбола» выстроил своеобразный рейтинг тренеров, в котором отвел Бескову только двадцатое место. При этом Николай Петрович прекрасно сознавал, с какой обидой может воспринять Константин Иванович подобную градацию. Не случайно отрывок, посвященный Бескову, начат со слов: «Когда В. Гюго спросили, кто первый писатель мира, он ответил: „Я“. Допускаю, что Константин Иванович Бесков может повторить такое утверждение о своем тренерстве и, по-моему, не особенно преувеличит».

Тут же прилагался и развернутый список как достоинств, так и сложных моментов в характере динамовского тренера. К первой группе относились громадная работоспособность, любовь к делу, отменное знание футбола, авторитет, завоеванный еще с игроцких времен. Ко второй — некоторая самоуверенность, нелюбовь к компромиссам, нетерпение к опеке над собой.

Старостин называл Бескова «бархатным диктатором», оговаривая при этом, что с игроками он действует методом убеждения, а вот с начальством — методом ультиматума. А в самом конце повествования выражал уверенность, что Константин Иванович сможет перебраться к вершине условного рейтинга.

Даже если новый старший тренер «Спартака» и не читал эту книгу, о мнении начальника команды он явно был наслышан. Но опровергнуть ступеньку на лестнице, отведенную ему Старостиным, можно было только завоеванием титулов. На момент выхода в свет первого издания книги у Бескова в активе был только один трофей — Кубок СССР в 1967 году, завоеванный со столичным «Динамо». До перехода в «Спартак» тренер выиграл еще одну хрустальную чашу — с тем же «Динамо» в 1970-м. А в 1972-м стал первым советским специалистом, дошедшим с командой до финала Кубка кубков. Однако международный приз в руки не дался.

Две харизматичные фигуры не могли не относиться друг к другу с профессиональным уважением. Но требовалась еще и человеческая совместимость. Работа в футбольном клубе — это не присутствие в офисе, например, с девяти утра до шести вечера. Общими делами требовалось заниматься каждодневно. Да взять хотя бы такую деталь: на выездные матчи в города, куда можно было добираться железнодорожным транспортом, Старостин и Бесков ездили в одном купе.

Забегая вперед можно сказать, что и в дни побед два руководителя не демонстрировали полного единства. В фильме «Невозможный Бесков», снятом в золотом для «Спартака»

1987 году, есть такой эпизод. Решающий матч сыгран, цель достигнута, в раздевалке красно-белых царит радостная суета. И Николай Петрович обращается к Константину Ивановичу: мол, Владимир Перетурин хочет взять интервью для «Футбольного обозрения». А в ответ звучит резкая отповедь: вот и давайте — де интервью сами, тем более Перетурину…

Тандем Старостин — Бесков просуществовал с 1977 по

1988 год. Девять комплектов наград, в том числе золотые в 1979-м и 1987-м, вроде бы свидетельствуют об успешности сотрудничества. Но отношения у двух руководителей были отнюдь не простыми. Рассказывали, будто однажды Константин Иванович, любитель модно и со вкусом одеться, укорил Николая Петровича состоянием его костюма и нарвался на резкую отповедь: «Ты, Костя, — сын извозчика, а я — царского егеря. Поэтому не смей мне указывать!» На наш взгляд, не очень-то похоже на старшего из братьев, на визитках которого долгое время значилось лапидарное: «Старостин Николай Петрович. Заслуженный мастер спорта». И только к концу восьмидесятых добавилось: «Старший тренер — начальник футбольной команды мастеров „Спартак“ (Москва)». Но само появление этой легенды (впоследствии опровергнутой) показательно.