Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье Страница 68

В день побега Вандома Королева получила известие о том, что замок в Мезьере был передан герцогу Неверскому, который, видя, что Декюроль, лейтенант маркиза де Ла Вьёвиля, который был губернатором Мезьера, не желает открыть ему ворота, и зная о том, что крепость слабо подготовлена к обороне, послал за двумя пушками в Ла-Кассин и еще две велел доставить из Седана. При виде пушек Декюроль сдался.

Герцог Неверский, сообщивший об этом Королеве, держал себя с ней дерзко, утверждая, что счел своим долгом захватить эту крепость, а Декюроль имел право запретить ему войти в нее лишь в том случае, если бы он замыслил какой-нибудь заговор против государства.

Он заявил, что, будучи губернатором провинции, он олицетворял собой власть Короля и что Мезьер был его вотчиной. Он требовал также, чтобы маркиз де Ла Вьёвиль был наказан за то, что дал такие распоряжения Декюролю.

Не осмелившись открыто осудить его, Королева довольствовалась тем, что послала к нему г-на де Праслена с письмом, в котором приказала ему принять в этой крепости ее посланца – лейтенанта гвардейцев.

Очень обеспокоенная мятежами в королевстве, Королева даже подумывала отречься от регентства, с каковой целью обратилась в парламент. Маршал и его супруга были настолько удивлены угрозами в свой адрес со стороны принцев и других знатный людей, что не осмелились ей перечить.

Один лишь Барбен, ее интендант, которому Королева доверяла, оказался человеком здравомыслящим и принялся отговаривать ее, приводя в качестве главного довода опасность, которой она подвергла бы в этом случае своего сына, Короля.

Она ответила, что получила предупреждение из Бретани: кое-кто распространял слухи о том, что она хотела отравить Короля, чтобы навеки сохранить регентство. Это была ужасная клевета, и она поклялась, что предпочла бы смерть продолжению столь невыносимой обязанности.

Она добавила, что знала о всех зловредных слухах, направленных против нее и ее репутации: уже не впервой было ей слышать и о маркизе д’Анкре. Всякий раз, когда у мятежников ничего не выходило, они выступали публично против нее лично и против правительства. И все же она была полна решимости нести свою ношу, считая своей главной целью служение Королю.

По ее словам, ее отношения с Королем складывались лучше некуда и это придавало ей храбрости. Ей стало известно, что королева Екатерина Медичи в свое время досрочно провозгласила короля Карла совершеннолетним, чтобы избавиться от зависти и располагать еще более полной властью от имени своего сына.

В Совете был явный раскол по вопросу о том, сторону какой из двух партий должна была принять Королева: либо прямо выступить против принцев со всей королевской армией, либо решить это дело переговорами.

Кардинал де Жуайёз, г-н де Вильруа и президент Жанен считали, что нужно немедленно дать отпор принцам, пока они не собрали войско и еще не были в состоянии защищаться, пока они настолько слабы, что достаточно одного гвардейского полка и кавалерийской части, чтобы привести их в чувство.

По крайней мере Королева должна была напугать их, для чего требовалось выехать из Парижа в Реймс: это заставило бы их либо незамедлительно явиться, без всяких условий, к Их Величествам, либо покинуть королевство, которое обрело бы покой и в котором каждому была бы предоставлена возможность отойти от партии принцев и вернуться к своим обязанностям. Кроме того, она освободила бы захваченный Мезьер, всю территорию Шампани и Иль-де-Франса, которые оказались под властью подозрительных личностей.

Г-н де Вильруа добавлял, что, если Королева поступит иначе, она совершит ту же ошибку, которую допустили при первом вооруженном выступлении Лиги: если бы тогда последовали совету выступить против г-на де Гиза и его сторонников, вооруженных в большей степени злобой, чем солдатами, число которых было очень незначительным, не создалось бы и нынешней ситуации.

Канцлер, который при всех обстоятельствах был склонен искать компромиссы и принимать решение, которое устраивало бы обе стороны – Цезарь говорил: когда речь идет о больших делах, не может быть средних решений, – так вот канцлер придерживался иного мнения и считал, что следовало пойти навстречу принцам в их требованиях.

Ему казалось, что почти все без исключения знатные люди королевства объединились с Принцем против королевской власти, что Королеву поддерживали лишь г-да де Гиз и д’Эпернон, так ревниво относившиеся друг к другу в связи с претензией обоих на одну и ту же должность коннетабля, что смертельно ненавидели друг друга, что партия гугенотов очень усилилась, что они стремились потрясти королевство до основ и воспользоваться этим, не скрывая желания возвыситься, пока Король не достиг совершеннолетия, что, знай они свои истинные силы, едва ли они пошли бы на то, что приведет их однажды к полному поражению, что, поскольку власть – в руках женщины, а Королю всего двенадцать – тринадцать лет, осторожность требовала, чтобы ничего не пускалось на волю случая, и обязывала предпочесть худой мир доброй ссоре.

Маршал д’Анкр, который находился в Амьене и, как ему казалось, был в немилости у Королевы, без конца посылал письма своей жене, чтобы заставить ее присоединиться к мнению канцлера и сделать все, что было в ее силах, ради мира. Она исполнила его поручение.

Во время этих споров Королева была вынуждена уважать мнения многих сторон, и потому маршальша пользовалась большей доступностью к Королеве и ее большим расположением: она склонила ту неправильно истолковывать все доводы г-на де Вильруа – он-де обязал г-на де Гиза, навязал ему командование армией, а сам Вильруа не любит канцлера и маршала д’Анкра, которых желает убрать со своего пути с помощью войны, а затем приписал ему решение мягко урегулировать дела, что, впрочем, не помешало тому послать своих агентов в Швейцарию, чтобы поднять там в ружье шесть тысяч человек.

21 февраля Королеве передали от Господина Принца манифест в виде письма, в котором он пытался оправдать восстание, поднятое им и его людьми, а также представить его как результат преступной наивности Королевы и ее правительства.

Он движим лишь одним, – говорилось в письме, – искоренить беспорядки, царящие в государстве, причем добиться этого легально: при помощи парламентских ремонстраций и прошений, к сочинению которых он уже приступил, не прибегая к оружию, которое он предполагал использовать лишь в том случае, если его принудят к этому, например, чтобы достойно ответить на оскорбления в адрес Короля.

Не в силах указать ни на одну ошибку, ни на один промах, в которых было бы виновато регентство Королевы, он скорбел по поводу всех надуманных бед в государстве.

Так, он жаловался, что Церковь недостаточно уважаема, что ее не используют больше в посольствах, что в Сорбонне царит раздор, дворянство бедно, народу не поднять головы, так тяжко ему живется, судейские должности слишком дороги, парламенты не обладают свободой в отправлении своих обязанностей, министры тщеславны и, чтобы остаться у власти, без колебаний погубят государство.