Галерея римских императоров. Принципат - Александр Кравчук Страница 69

Трудно решить, сколько правды было в описании супружеских измен Фаустины. Разумеется, можно это было приписать врагам Марка Аврелия, а во все века самым распространенным способом унизить и осмеять политика было объявление его рогоносцем. Самый мерзкий прием и самый трудный для опровержения. Как бороться с такими инсинуациями, зачастую сводившимися к намекам, ничем не доказанными, ранящими исподтишка, оскорбительными для обоих супругов? В тех случаях, когда нет веских доказательств измены, броситься защищать свою честь означало бы в большинстве случаев уподобиться мерзавцу — так или иначе пришлось бы копаться в изливаемых им мерзостях. В случае с Марком и Фаустиной можно было бы привести много доводов в их пользу и легко объяснить появление слухов, порочащих честь императрицы.

Взять хотя бы случай с сыном императора Коммодом. Сын и наследник Марка очень отличался от отца во всем, что касалось интеллекта, психики и морали. Вот досужие умы и занялись вопросом — с чего бы это? Как у такого умного, благородного и культурного монарха могло родиться такое чудище — полный болван, вырожденец? Наверняка его настоящим отцом был какой-нибудь из гладиаторов, раз парень просто обожал их бои и старался всегда пребывать в их компании? И не имело никакого значения, что в истории было сколько угодно примеров того, как разительно сын отличался от отца, какими ничтожествами могут быть потомки великолепных родителей. Еще Сократ занимался этой проблемой, а в наше время над ней ломают головы многие ученые мужи в научно-исследовательских институтах.

Недругов императора обескураживала полная невозможность обвинить этого кристально честного человека в чем-то предосудительном, вот они и набрасывались на его супругу, не отличавшуюся столь высокими нравственными достоинствами, приписывая ей вымышленные прегрешения и обвиняя во всех смертных грехах. И их нимало не смущало то, что грехи ее были высосаны из пальца. Главное — пустить сплетню, а уж всегда найдутся желающие ее подхватить. Вот и старались злословящие, в меру своей испорченности выдумывая все более изощренные и несуразные похождения, и чем несуразнее они были, тем охотнее подхватывала их чернь.

Известно лишь то, что сам Марк Аврелий никогда не подозревал жену в измене, напротив, любил ее и уважал. Они редко расставались, супруга сопровождала цезаря не только в его путешествиях, но и в военных походах. Когда она в 175 году скончалась, Марк Аврелий похоронил ее с величайшими почестями.

ВОЙНЫ

А войны в царствование Марка Аврелия следовали одна за другой почти непрерывной цепочкой. Словно судьба испытывала императора на прочность — действительно ли он настоящий стоик, не только на словах, но и на деле? И способен ли по-мужски выносить все испытания, выпадавшие ему на долю? Достаточно вспомнить о бесконечных войнах в начале его правления и величайших в истории древнего мира стихийных бедствиях. Марк Аврелий не был воином по натуре, скорее, как правитель, он склонялся к мирному решению государственных проблем. Правда, в самом начале царствования, когда возникла необходимость вести на Востоке войну с парфянами, вторгшимися в Армению, он отправил туда своего сводного брата Луция Вера. Но тогда такое решение была вызвано очень важной причиной — власть только перешла в руки нового цезаря, в империи неспокойно, то и дело появляются претенденты на верховную власть, стране грозит разруха и гражданская война. Не мог в этой ситуации новый цезарь бросить все дела и отправиться с войском в дальние края. В Британии легионы собирались объявить цезарем своего ставленника, за Рейном восстали германские племена, туда тоже было послано римское войско. А в самой Италии потребовалось бороться с катастрофическими последствиями наводнения: когда Тибр вышел из берегов в 162 году, за этим последовали неурожай и голод.

Большое беспокойство вызывало положение на Дунае. Великое переселение народов было вызвано там нападением готов на земли Центральной и Восточной Европы, агрессор теснил их к Черному морю. Изгнанные из насиженных мест, племена искали новое пристанище. Усиливался их натиск на земли Римской империи, главным образом в районе среднего течения Дуная. Поначалу до Рима доходили лишь отдельные сигналы об опасности, но после 166 года, года победного триумфа Марка Аврелия и Луция Вера после разгрома парфян, опасность стала реальностью.

Германские племена прорвались через границу, самыми опасными из них были маркоманы и квады, жившие на землях современных Чехии и Словакии, но к ним присоединились и соседи, причем не только германцы. Все они требовали разрешения поселиться на территории Римской империи, а поскольку в этом им было решительно отказано, безудержно ринулись вперед, круша все на своем пути. Под их напором пали альпийские провинции, но это не остановило агрессоров, маркоманы, перейдя горы, добрались до Аквилеи на Адриатическом побережье. Болезненный удар по империи удесятерила опасность эпидемии, принесенной войсками, возвратившимися с Востока.

Осенью 167 года оба цезаря опять отправились на войну, чтобы остановить варварское нашествие и освободить Аквилею. Луций Вер без особой охоты покинул Рим, а для Марка Аврелия это был первый боевой опыт военачальника, непосредственного командования легионами. К счастью, в его распоряжении были опытные боевые генералы, он же сам отнесся к новому жизненному испытанию со всей серьезностью, как и пристало стоику. И вот результат последовательного стремления честно выполнять свой человеческий долг: любитель философии и искусства проявил себя искусным и отважным полководцем. Неприятеля не только отогнали от Аквилеи, но и вытеснили через Альпы опять за Дунай. Во время возвращения в Италию в начале 169 года умер Луций Вер. Его скоропостижная смерть наверняка тяжело переживалась названым братом, но государственные дела от этого не пострадали. Теперь империей правил один император.

Поскольку цезарь считал необходимым окончательно обезопасить границу по Дунаю, в 169 году он начал новую войну, на этот раз предпринял наступательные действия в этом регионе. Со свойственной ему основательностью, к войне подготовился заранее, для чего разрешил вступить в римскую армию не только свободным гражданам империи, как это было до сих пор, но и некоторым рабам, гладиаторам и жителям балканских провинций, то есть людям, способным к воинской службе. В стране ощущалась нехватка профессиональных солдат. Нельзя сказать, чтобы такой радикальный шаг вызвал энтузиазм в римском обществе. Римский плебс возмущался открыто и не щадил замечаний по адресу императора-философа, который, как они судили, решил всех сделать философами, лишив излюбленного развлечения — гладиаторских боев. Уже одного этого факта достаточно, чтобы четко и верно охарактеризовать царящие в то время настроения среди римлян, думавших лишь о собственных удовольствиях и начисто лишенных чувств патриотизма.

Император же тем временем пытался с наименьшими издержками собрать средства для ведения войны, понимая грозившую империи опасность. И опять же, как смелый человек, не побоялся рисковать своей репутацией, потеряв расположение так называемых народных масс, не видевших дальше своего носа. Он не поколебался и перед второй возможностью приобрести средства для ведения войны, не прибегая к бремени налогов, тяжких для населения империи. Этим вторым средством стали аукционы на богатые дворцы и содержащиеся в них ценности — дорогие ковры, обстановку, драгоценные обеденные приборы, но и редкие предметы искусства. Причем начал цезарь с себя.