"Вставайте, братья русские!" Быть или не быть - Виктор Карпенко Страница 7

— Что верно, то верно. Гази Барадж ходил на булгар с князем Святославом Юрьевичем, не испросив на то разрешения у великого князя. Когда же поход завершился неудачей, то Гази побоялся возвращаться на воеводство в Новград Нижний и пошел не к Юрию Всеволодовичу с повинной, а к Бату-хану, а тот свел его с ханом Угедэем. Он-то и поставил Гази Бараджа на трон булгарских царей.

— А скажи, земли под Ошелом в твоем праве или татары прибрали их к рукам?

Теряясь в догадках об истинной цели его призыва во Владимир и странным вопросам, тем не менее Роман Федорович сказал, что земли за ним — татарам земель не надобно. И только после вопроса Ярослава: «А не хотел бы ты наведаться в свои земли?» — все стало на свои места.

— Не просто ноне в Булгарии. Власть-то не у эмира, а у наместника Бату-хана Кутлу-Буга. Ему все подвластно в Булгарии, и Гази Барадж без наместника чихнуть не смеет.

Ярослав от услышанного аж покривился. О наместнике он слышал впервые, и эта весть нарушала его планы.

— Послушать тебя, так ты словно и не покидал Булгар — все-то тебе ведомо…

— Сын у меня в Городце. А там до Ошела рукой подать, — пояснил Роман Федорович.

— Это который? Не Андрей, случаем?

— Он, государь.

— Не простил я ему доноса на меня брату Юрию. Пусть бережется…

Почувствовав угрозу в голосе князя, Роман поспешил сгладить вину сына:

— Молод был, глуп.

— Будет, — остановил боярина Ярослав. — Не о нем речь. Пусть живет… пока. — Сделав многозначительную паузу, Ярослав продолжил: — Задолжал я Гази Бараджу, и долг тот велик. Должок с меня эмир ждал по осени, да недосуг мне. Сам видел, дел во множестве. Но обидеться может эмир и послать войско или сам прийти за долгом. Не готовы мы силой мериться с татарами иль булгарами. Ни стен, ни войска… Коли придут татары, все труды насмарку. Вот по осени урожай снимем, пушного зверя за зиму набьем, золотишка да серебра накопим, тогда можно и в Биляр наведаться. А пока вся надежа на тебя.

Но не просьба звучала в словах князя Ярослава, а угроза, и Роман понял почему: догадался, что связывает Ярослава и эмира некая тайна, и эта тайна стоит немало серебра и золота. А помимо того, Роман понял, что слишком много сказал князь ему, и если он откажется — в живых ему не быть: ни ему, ни его сыну Андрею.

— Да! Я поеду в Булгарию и сделаю все, что в моих силах.

Разом обмяк князь, просветлел взором, вздохнул с облегчением.

— С тем тебя и позвал. Знал, что ты, Роман Федорович, славно служил брату моему, послужи и мне. Я добро помню. Сочтемся.

— Когда выезжать? — спросил Роман, вставая с лавки. — Готов хоть сейчас.

— Ноне отдыхай, а поутру в путь, с Богом. У меня все готово: дам полсотню дружинников, больше не могу, здесь надобны, подарков два воза.

Федор осуждающе покачал головой.

— Знаю, мало. Но больше нет. А потому подарки отдашь наместнику Кутлу-Бугу. Гази Бараджу же передашь письмо. Только ему и никому другому. Не дай Бог, если оно попадет к татарам — не сносить тебе головы.

Роман Федорович с горькой усмешкой на устах произнес:

— А удержится ли моя головушка на плечах, пока до Биляра добираться буду? Пять десятков дружинников — не защита. Одно скажу: будь в надеже, государь. Только Гази Барадж сломает печать княжескую на свитке.

Поклонившись, посольский боярин Роман Федорович, тяжело ступая, вышел из горницы.

Маленький обоз, состоящий из шести саней с грузом, в сопровождении пяти десятков княжеских дружинников и боярина Романа Федоровича медленно продвигался к Новугороду Нижнему.

Путь был безрадостен: пока шли по владимирской земле, только разорение и горе людское видели. Когда же стали попадаться деревеньки и починки, не разоренные татарами, вздохнули с облегчением — до города на Оке уже недалеко. Под солнечными лучами снег просел, и потому шли по окскому льду ходко, оставляя за собой версты нелегкого пути. К вечеру шестого дня пути за излучиной реки показался город, сползающий посадами к заснеженному речному берегу.

— Вон он — крест на куполе собора Михаила Архангела. Сияет, как и хотел того покойный князь Юрий Всеволодович.

Роман Федорович решил не спешить двигаться дальше, а дать отдохнуть дружинникам, да и самому погреться в жарко натопленной баньке, погорячить кровь березовым веником, потешить душу душистым хмельным медом.

Воевода Новгорода на Оке был несказанно рад решению нежданного гостя.

Распаренные и умиротворенные, в тонких льняных рубахах, ласкающих тело, боярин и воевода сидели за накрытым снедью столом и неспешно вели беседу.

— Татарвя не наведывается? — поинтересовался Роман Федорович.

— Бог отвел. Надысь мордву пошарпали. Говорят, что татарский отряд шел по Клязьме до Гороховца. Пожгли город и убрались восвояси.

— Слыхал и я про то, — подтвердил Роман Федорович. — Видно, татар было немного, потому дальше не пошли. — И, отхлебнув меду из кубка, спросил: — А ты-то как, коли подступит ворог к городу, устоишь?

Михайло Борисович пожал плечами.

— Володимир, стенами каменными обнесенный, не устоял, а у нас-то… По бревнышку раскатают. Да и народишко не больно смел… Чует сердце, разбегутся мужики по лесам, только татары покажутся. Не приросли еще к землице, к городу… Пришлые все.

— А Городец?

— Стоит. Сынок твой, Андрей-то Романович, сам не спит и дружине спать не дает. Был по осени у меня в гостях. Орел! Город восстановил, на всех дорогах заставы. Молод, а дело справно ведет.

Через три дня обоз продолжил путь. Идти по волжскому льду было опасно: поверху пошла вода, не глубоко, по щиколотки, но она съела снег, и под ней лед оголился.

— Что за напасть? До ледохода еще, почитай, ден двадцать, а то и поболе, — недоумевал Роман Федорович, но кто-то из дружинников прояснил:

— Где-то в верховьях снег потаял, вот вода и пошла верхом.

— Нам на головы, — сострил кто-то из дружинников.

Пришлось уйти с проторенного пути и искать путь другой. Вскоре наткнулись на лесной починок. Там отыскался проводник — парень лет двадцати. Он-то и повел обоз лесными, одному ему известными дорогами.

Но движение замедлилось. Приходилось проминать набрякший влагой снег для саней, иначе полозья проваливались настолько глубоко, что лошади выбивались из сил, вставали и не хотели идти дальше.

«В Городце дождемся чистой воды, а там на лодиях пойдем в Биляр», — решил Роман Федорович, глядя на то, как упираются дружинники, силясь сдвинуть провалившиеся в очередной раз в рыхлый снег сани.

Ночевали на снегу, навалив валежника, грелись у костров.

Под утро боярина Романа растолкал сотник Еремей.