Екатерина Медичи - Владимир Москалев Страница 7

Что же касается епископа Ле Мана, то и ему не повезло. В своих стяжаниях он совсем упустил из виду, что дарственная на замки и земли составлялась, как правило, обычно в двух экземплярах: один находился у нового хозяина, другой попадал в королевский архив. По просьбе Лесдигьера (и совету старого коннетабля) король отдал приказание разыскать сей документ, и тот после долгих поисков был извлечен на свет божий из пыли времени, из тьмы веков.

Поздно вечером в замок, где остановились Екатерина и Карл после инспектирования пикардийских крепостей, прискакал гонец на взмыленной лошади и потребовал немедленно провести его к королю. Его ввели в апартаменты королевы — пыльного, усталого, с возбужденными глазами и пересохшими губами.

Карл сидел в кресле и, скрестив руки, нахмурясь, глядел на вошедшего. Королева-мать стояла справа от кресла, взгляд ее выражал крайнее удивление: что надо этому человеку здесь, в такое время?

— Откуда вы, сударь, и кто вы? — коротко спросил король.

— Из Парижа, сир, меня зовут Гаспар де Шомберг, — склонив голову, ответил гонец.

— Ваше имя как будто мне знакомо. Где я мог слышать его?

— Не знаю, сир, но думаю, на балу в Турнельском замке в прошлом году.

Король несколько раз кивнул:

— М-м, да-да, кажется, припоминаю. Друг мсье Лесдигьера?

— Вы не ошиблись, сир.

— М-да, так чего же вы хотите, господин де Шомберг? Чего ради вы примчались сюда сломя голову, да еще в такой поздний час? Кажется, скоро одиннадцать. Вас кто-нибудь послал?

— Меня послал коннетабль.

Теперь роли переменились. Чело Карла разгладилось, тревога исчезла, кажется, он даже украдкой зевнул.

Королева-мать, напротив, нахмурилась. Кровь отлила от лица. Она поняла, что гонец привез чрезвычайно важное известие, иначе он не выглядел бы таким возбужденным. Не сводя с него глаз, она сделала шаг вперед:

— Говорите, сударь! Что случилось в Париже?

И Шомберг ответил:

— Войско гугенотов во главе с принцем Конде и адмиралом Колиньи направляется сюда.

Она даже не успела испугаться, только быстро спросила:

— Зачем?

— Чтобы захватить в плен короля и его мать.

У нее упало сердце. Екатерина зашаталась, все поплыло перед глазами. Свободной рукой она ухватилась за спинку кресла, в котором сидел ее сын.

— Матушка, да что же это такое! — вскричал Карл и вскочил. — Ведь мы заключили мир! Зачем они идут сюда? Что им надо?

Она не могла ему ответить, потому что комната в ее глазах вдруг стала переворачиваться вверх дном. Огромным усилием воли она еще держалась на ногах, но язык не повиновался ей, а мозг отказывался воспринимать услышанное. Все же она нашла в себе силы спросить:

— Откуда это известно?

— Мне сообщил эту весть коннетабль.

— А ему?

— Ему передал ночью человек, который слышал это собственными ушами из уст Ларошфуко, собиравшего гугенотов близ Сен-Дени. Они соединятся с другими такими же отрядами в Розе-ан-Бри и оттуда отправятся сюда, чтобы захватить в плен короля. Сейчас они уже в пути.

— Боже мой! Опять война?!.

— Да, ваше величество. Я пришел сказать вам, чтобы вы немедленно покинули замок. Я привел с собой пятьдесят человек, они ждут приказаний вашего величества и стоят внизу, у рва. Бегите, государь, пока еще не поздно! Торопитесь, дорога каждая минута. Протестанты вот-вот нагрянут сюда.

Екатерина отвернулась и медленной старческой поступью, покачивая юбками, направилась к окну. Подошла, остановилась, вперила взгляд на горизонт, темнеющий вдали, потом подняла руки к лицу, в них был платок. Король и Шомберг молча смотрели на нее, не зная, что сказать, на что решиться. Сейчас решение должна принять королева, они оба понимали это и ждали. Стояли и ждали.

Медленно тянулось время. В комнате висела тревожная тишина. Чувствовалось, что сейчас что-то должно произойти, но что именно — не знал никто. По-видимому, нужен был какой-то толчок, всего одно слово, которое вывело бы из оцепенения эту женщину, застывшую у окна, будто изваяние.

И это слово прозвучало.

Его произнес король:

— Матушка… — И он протянул к ней руки, как тогда, много лет тому назад, когда он был еще совсем маленький.

И она не выдержала. Сердце этой каменной женщины, никогда не подводившее ее, на сей раз сдало. Она уже не могла сдержать себя. Плечи ее вздрогнули раз, другой, третий, Екатерина всхлипнула и зарыдала.

Карл остолбенел и вытаращил глаза. Он никогда не видел, как плачет мать. Даже когда умер его брат Франциск. Говорят, слезы на ее лице отсутствовали даже во время похорон ее четверых детей, которых смерть забрала в младенчестве.

Королева стояла и думала, за что Господь посылает ей такое наказание? Она так стремилась к миру, столько сделала для этого, угробила уйму сил и средств, не спала ночами, лебезила перед одними, задабривала других, угрожала третьим; она предприняла целое двухлетнее путешествие для того, чтобы навести порядок в стране, наказать виновных и наградить обиженных; она добилась этого мира ценой невероятных усилий, он был выстрадан ею; она спала и грезила о том, чтобы католики и гугеноты перестали убивать друг друга; она видела своих детей радостными и счастливыми в государстве, где нет войн и ненависти, где царят любовь и согласие. Столько лет Екатерина потратила на то, чтобы все видели ее Францию процветающей страной и великой державой! Отдавшись самозабвенно этой цели, она рассорилась с Филиппом Испанским, который признавал лишь одно средство — террор и костры. От нее отвернулся папа, который заодно с Филиппом. Но она, вопреки всем, полюбовно решила этот вопрос, и теперь в ее королевстве царят благоденствие и мир. Но так ли это? Быть может, ей лишь казалось? А на самом деле?.. Все начинается сначала. И кто опять зачинщик смуты? Гугеноты…

И тогда в душе ее поднялась злость, а в уме стал зреть план мести, как набухшее зерно, попавшее на благодатную почву. Месть — им, отверженным, гонимым, для которых она столько сделала, отплатили ей такой черной неблагодарностью. Пять долгих лет Екатерина будет вынашивать этот зловещий план, когда она жестоко отомстит за свое унижение, и месть старой обиженной королевы как эхо прокатится по Франции и всколыхнет весь мир. И люди на протяжении столетий будут с содроганием вспоминать тот день и час 24 августа.

А сейчас ей нельзя опускать руки. Она все-таки принцесса французского и флорентийского домов, и ей не след предаваться слабости и распускать нюни.

Вытерев платком остатки слез, Екатерина вздохнула полной грудью и повернулась. Никаких следов на лице, ничего, только губы плотно сжаты, да глаза темнее обычного.

Бежать! Он прав, этот молодой человек, слуга коннетабля: