Кью - Лютер Блиссет Страница 7

С Фогелем, напротив, говорить практически не о чем. Он неплохой мужик, но мне он не нравится. Он считает, что судьба и Божья воля предопределили развитие событий — резню безоружных людей, что непостижимая высшая сила побуждает понимать ее через знамения, даже роковые и трагичные, и воли людей, пусть даже самых честных и заслуживающих Царства

Небесного, недостаточно, чтобы реализовать Его Промысел на земле. Будь он неладен, этот Фогель, со своим Божественным Промыслом и со всем остальным.

* * *

Я уже оборачиваюсь, когда меня называют Густавом, — я привык к этому имени, оно ничем не хуже всех остальных.

* * *

Вечер. Света свечи едва хватает, чтобы прочитать несколько страниц из Библии. Моя комната: деревянные стены, койка, табуретка и стол. На столе — сумка Магистра, бесформенный сверток, покрытый коркой из запекшейся грязи. Никто еще не прикасался к ней.

Больше ничего не осталось, ничего, кроме этой сумки, принесенной из Франкенхаузена и напоминающей мне о прошлом и о нарушенных обещаниях. Ничего, ради чего стоило бы так рисковать и хранить ее. Мне стоило сразу же сжечь ее, но каждый раз, когда я пытался сделать это, я ощущал ее вес, словно по-прежнему стоял на вершине лестницы, предоставляя Магистра его судьбе.

Я открыл ее впервые. Она едва не раскрошилась у меня в руках. Все письма по-прежнему там, но они основательно подгнили из-за въевшейся в них влаги. Разделить их страшно трудно.

Замечательному учителю, нашему господину Томасу Мюнцеру из Кведлинбурга, привет от крестьян Черного Леса и от Ганса Мюллера фон Бюльгенбаха, восставших против подлейшего господина Сигизмунда фон Люпфена, виновного в притеснении своих крестьян и в голодании их семей зимой много лет подряд, что повергло их в отчаяние.

Учитель.

Я пишу, чтобы довести до Вашего сведения, что неделю назад наши «Двенадцать статей» были представлены в магистрате города Виллингена, который принял лишь некоторые из них. После этого часть крестьян пришла к выводу, что большего добиться уже не удастся, и вернулась по домам. Но часть их, и отнюдь не меньшая, напротив, решила продолжать борьбу. Я, со своей стороны, пытаюсь связаться с крестьянами соседних земель, чтобы соединить наши силы, и пишу Вам наскоро, стоя одной ногой в стремени, уверенный, что во всей Германии не найдется человека, который воздаст должное моей краткости, и от всего сердца надеясь, что это послание дойдет до Вас.

И да пребудет вечно Господь

с истинным другом крестьян.

Ганс Мюллер фон Бюльгенбах

Из Виллингена, 25 ноября 1524 года

* * *

Мюллер наверняка мертв. Хотел бы я познакомиться с ним тогда. Не прошло и года. Года, который остался совсем в другой жизни, как и эти слова. Года, когда могло произойти все, если это было вообще возможно.

Вытаскиваю из сумки еще что-то. Пожелтевший, превратившийся в лохмотья листок.

Учителю крестьян, господину Томасу Мюнцеру, защитнику веры от святотатцев, в церковь Пресвятой Богородицы в Мюльхаузене.

Учитель.

В день Святой Пасхи, воспользовавшись отсутствием графа Людвига, крестьяне напали на замок Хельфенштейн и после того, как взяли его, захватили графиню с детьми, направлявшихся к цитадели, куда бежал граф со своими дворянами. С помощью горожан им удалось проникнуть туда и схватить их. После этого графа и остальных тринадцать дворян отвели на лобное место, надев им на шею колоды. Хотя граф предлагал большой выкуп за свою жизнь, его убили вместе с его рыцарями, раздели донага и оставили посреди леса с колодой на шее. Вернувшись в замок, крестьяне подожгли его.

Вести об этих событиях вскоре достигли соседних графств, посеяв панику среди дворян, которые теперь понимают, что им тоже может быть уготована та же судьба, что и графу Людвигу. Я уверен, что все произошедшее, благодаря чрезвычайной важности, будет способствовать принятию двенадцати статей во всех городах.

В день Пасхи Христос восстал из мертвых, «чтобы оживлять дух смиренных и сердца сокрушенных» (Исайя, 57: 15). Да не оставит Вас милость Божья.

Глава восставших крестьян Неккара и Оденвальда

Якоб Рорбах.

Из Вайнсберга, 18 апреля 1525 года

***

Комкаю заплесневевший листок. Я знаю это письмо наизусть: Магистр Томас перечитывал его вслух, чтобы напомнить всем: момент отмщения близок. Его голос — огонь, заставивший запылать всю Германию.

Виттенберг, Саксония,

апрель 1519 года

Дерьмовый городишко этот Виттенберг. Убогий, нищий, грязный. Нездоровый суровый климат, не позволяющий выращивать ни виноград, ни фруктовые деревья, задымленная, холодная пивнушка. Что останется от Виттенберга, если убрать замок, церковь и университет? Грязные переулки, улицы, полные нечистот, варварское население из торговцев пивом и старьевщиков.

Я сижу в университетском дворе со всеми этими мыслями, роящимися у меня в голове, поедая только что испеченный крендель. Верчу его в руках, чтобы остудить, наблюдая за студенческим биваком, типичным для этого часа. Вооружившись лепешками и мисками с луковым супом, мои коллеги блаженствуют, с аппетитом обедая на свежем воздухе в ожидании очередной лекции. Слышатся самые разные акценты — многие приехали из соседних курфюршеств и даже из Голландии, Дании, Швеции: молодежь со всех концов мира собралась здесь, чтобы услышать голос Учителя. Мартин Лютер, чья слава распространялась быстрее ветра, всего пару лет назад прославил это место, забытое Богом и людьми. События… события закручивают нас в своем водовороте. Совсем недавно никто и не слышал о Виттенберге, а теперь сюда постоянно прибывает все больше и больше молодых студентов: каждый, кто хочет сам участвовать в этом предприятии, должен присутствовать здесь, в самом важном и самом грязном болоте всего христианского мира. Возможно, так и есть: здесь выпекают хлеб, который застрянет у папы в глотке. Новое поколение учителей и теологов, которые освободят мир от жадных когтей Рима.

Вот он, выступающий впереди остальных, всего несколькими годами старше меня, с острой, выдающейся вперед бородкой, тощий, с ввалившимися щеками — таким может быть только пророк: Меланхтон, столп классического знания, которым курфюрст Фридрих решил подпереть Лютера, чтобы сделать свой университет самым лучшим во всей Германии. Его лекции несравненны: цитаты из Аристотеля чередуются с выдержками из Писания, которое он может преспокойно читать на древнееврейском, словно черпая знания из бездонного источника. Рядом с ним ректор, Карлштадт, [6]неподкупный, скромно одетый, тоже лишь на несколько лет старше всех остальных. Сзади Амсдорф и верный Франц Гюнтер, как марионетки на невидимых нитях. Они кивают, вот и все.