Реставрация - Роуз Тремейн Страница 7

— Я предпочел бы сам быть хозяином в своем доме, сир.

— Твоя воля. Но без хозяйки не обойтись, если станешь устраивать здесь приемы, а, я думаю, ты этого захочешь.

— Конечно, сир. Я уже сейчас мечтаю об этом.

— Прекрасно. Я симпатизирую тебе, Меривел. Ты современный человек.

Итак, до седьмого июня 1664 года, дня моей свадьбы, я пребывал в лихорадочном возбуждении, постоянно общаясь со штукатурами, малярами, обивщиками мебели, серебряных дел мастерами, гобеленщиками и стеклорезами.

Как описать мне свою свадьбу? Она выглядела как вполне пристойный спектакль, из которого по прошествии времени отдельные реплики, сцены, некоторые люди и костюмы ярко всплывают в памяти, в то время как все остальное кануло во тьму.

Помню убогую гостиницу, где провел ночь перед свадьбой. Я прохожу по заплеванному, в опилках полу, переступаю порог и выхожу на улицу в лиловом, белом и золотом одеянии, чтобы проследовать со своей разношерстной кавалькадой к дому Селии.

Мне помогают сесть на коня серой масти, с колокольчиками на уздечке. Я представляю, как шикарно выгляжу в роскошном наряде, и дух мой ликует: «Вперед! Скорей! Вперед!» Народ уже изрядно выпил, его тянет к распутству, в толпе слышен визг, джентльмены перемешались с крестьянами, в воздух взлетают перчатки и ленты. Веселей компании не найти, а с неба, улыбаясь и кивая, взирает на мои перья летнее солнце.

Мы едем вверх по холму, впереди бегут дети, рядом поспешает скрипач, его голова похожа на репу, а извлекаемая из инструмента мелодия под стать танцам вокруг майского дерева. [15]Это действительно зрелище, спектакль, говорю я себе, сидя на украшенном лентами коне. Я играю роль жениха, Селия — невесты. И все же я бесконечно счастлив. Мне хочется кого-то обнять — Бога? короля? покойную мать? — за то, что мне подарили это прекрасное утро. Поэтому, завидев дом невесты, я свешиваюсь с коня, подхватываю деревенскую девчонку с ямочками на щеках и смачно ее целую. Мужчины свистят, женщины хлопают в ладоши, скрипач с головой, похожей на репу, улыбается, показывая почерневшие зубы.

Еще я отчетливо помню музыку Джошуа Клеменса. Мы вернулись из церкви уже мужем и женой. На белой ручке Селии надетое мной кольцо. Как и положено, я запечатлел невинный поцелуй на ее сжатых губках, а потом предложил руку и провел молодую жену по залитой солнцем лужайке к дому сэра Джошуа. Накрытый стол превосходит по роскошеству все дотоле виденные мной праздничные столы, и я набрасываюсь на еду с присушим мне азартом. Сидящий рядом с невестой король посмеивается и устраивает настоящий спектакль, обвязав меня салфеткой. Во второй раз за день я радуюсь, что здесь нет Пирса. Его аскетическая натура содрогнулась бы при виде количества и разнообразия поданных блюд. Я же с первого взгляда оценил фрикасе, отварных окуньков, лососину, жареных бекасов, павлинов, чирков, диких уток, перепелов, пироги с мясом, карбонад, пирожки с мозгами, языки, пироги с олениной, запеченных цесарок, салаты, кремы, айву, засахаренные фрукты, марципан, варенья, сыр и фрукты. И еще игристые французские вина, крепкое аликанте и, конечно, херес — все это будет выпито еще до того, как меня с Селией отведут в спальню.

Примерно через час безудержного обжорства и пьянства, когда волнение уступает место приятному чувству сонливости, я вижу, что сэр Джошуа поднимается из-за стола, берет виолу и встает перед нами у пюпитра. Король прилагает достаточные усилия, чтобы воцарилась тишина, но джентльмены в конце стола не обращают внимания на сэра Джошуа, продолжают грубо выражаться и гоготать. Одного рвет прямо в шляпу, что очень меня смешит. Но сэр Джошуа не обращает на них ни малейшего внимания. Он поднимает инструмент и начинает играть без всякого предупреждения.

Я ожидаю услышать зажигательный танец, при звуках которого мы могли бы, если придет охота, выйти из-за стола и пройтись легким галопом. Но сэр Джошуа выбрал музыку серьезную и печальную — «Слезы» Дауленда [16](если только меня не подводит память), и вскоре я чувствую непреодолимое желание разрыдаться. Я смотрю на сэра Джошуа, склонившегося над виолой, и в своей печали анатома мысленно снимаю — слой за слоем — с его лица сначала кожу, потом мышцы, сухожилия, связки, пока не остается один белый череп с пустыми глазницами…

Я отвожу глаза. Закрываю лицо салфеткой и делаю вид, что подавился, — не хочу, чтобы фиктивная жена видела мои слезы. Поднявшись из-за стола, я на ощупь выхожу из комнаты. Слезы струятся у меня по лицу, я рыдаю, как больной мул. Спотыкаясь, выбираюсь на солнечный свет, падаю на лужайку и лежу там, сотрясаясь в рыданиях, не меньше десяти минут.

Наконец я сажусь, сморкаюсь в мокрую салфетку и тут замечаю, что в нескольких шагах от меня сидит мужчина. Утерев слезы, смотрю на него. Это Пирс.

— Почему ты плачешь, Меривел? — спрашивает он.

— Не знаю.

— Итак, ты женатый человек, — говорит Пирс с обычной для него серьезностью.

— Да. Как тебе мой свадебный наряд?

Пирс оглядывает меня и, как мне кажется, мысленно отмечает баснословную стоимость пряжек, обилие лилового цвета, придающего костюму нечто царственное. К счастью, я успел снять трехмачтовый бриг: появление Пирса меня обрадовало, и я не хотел бы нарушить его кровообращение.

— Он ужасен, — наконец отвечает он. — Думаю, именно из-за него ты пребываешь в таком унынии.

Я улыбаюсь, он тоже улыбается, я протягиваю ему мою пылающую руку, он берет ее и пожимает ледяными пальцами.

Мы с Пирсом делаем круг по розарию. Два садовника следят за нами хмурыми взглядами. «Я жених, — хочется мне сказать, — вы должны радоваться вместе со мной», — но, понимая двусмысленность этих слов, я просто говорю Пирсу: «Если им угодно быть нелюбезными, это их дело».

Мы возвращаемся на пир, я усаживаю Пирса за стол, еле уговорив его отщипнуть кусочек от утиного бедрышка и глотнуть аликанте, и тут король поднимается со своего места и требует поссет. [17]Итак, кульминация приближается. Я вижу, что моя жена с тревогой смотрит на своего господина, а он улыбается ей ослепительной стюартовской улыбкой, именно в ней добрая половина мужчин и большинство женщин страны видят доказательство его божественного происхождения. Мы все встаем, и, хотя бокалы еще не опустели, я вижу, что меня окружают дворцовые приятели, они кричат, улюлюкают, бьют по столу, отчего остатки фрикасе и пирогов подпрыгивают, а бутылки падают. Меня то толкают, то пытаются нести на руках — и вот я уже в длинном коридоре. За спиной слышится хихиканье Селии и ее подружек. Хотя я получаю удовольствие от этого спектакля, в то же время мне хочется вернуться, выпить еще вина, потанцевать, поскандалить. Но я продолжаю идти в сопровождении ватаги гостей, прохожу два лестничных пролета и оказываюсь в роскошной спальне, где мои одежды с веселыми криками бесцеремонно развязывают, расстегивают и в конце концов срывают. Теперь на мне только парик, чулки и подвязки. Гогоча и отпуская непристойные шуточки, они завязывают у меня на причинном месте красный бантик. Должен признаться, меня это тоже смешит. Я отталкиваю друзей, подхожу к зеркалу и вижу в нем фиктивного мужа. Глаза у него покраснели и распухли от пролитых слез, веснушчатый живот раздулся от непомерного количества утятины и карбонада, парик съехал набок, на мятых чулках пятна от травы и красного вина, а его петушок лихо торчит, украшенный красной бабочкой, как подарок.