Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Александр Никонов Страница 7

Помимо этапа трупоедства был в нашей истории и гораздо более постыдный эпизод — каннибализм. Людоед — один из постоянных героев европейских сказок. Ганнибал Лектор и Дракула — популярные голливудские страшилки. Мы все — потомки людоедов, и это гоже порой атавистически проявляется. Иногда в безобидной форме, когда мама шутя говорит своему ребенку: «Я тебя съем!» А иногда в виде реального каннибализма, исключительные факты которого, ставшие известными, представляются современному цивилизованному человеку невероятно дикими. Но тем не менее они периодически происходят: вдруг срабатывает в мозгу древняя программа и какой-нибудь человек начинает есть мясо своего вида. Большая редкость в животном мире, между прочим! Обычно мясо своего вида представляется животным невкусным, отталкивающим, часто животные испытывают инстинктивный страх, столкнувшись с мертвым зверем своего вида…

В нашем мозгу таится огромное множество разных древних инстинктивных программ. Все наши бытовые привычки и, соответственно, обычаи, мораль имеют животно-инстинктивное происхождение. Человек работает просто: есть зашитая в мозгу программа поведения — есть поведение. Нет программы — нет поведения. Посмотрите за человеком, за любыми его реакциями и поведением, поищите под это поведение животную программу. И вы ее найдете!

Вот элементарный пример. Все человеческие детеныши любят качели. Все детские парки развлечений состоят из аттракционов, где в том или ином виде используется фрагмент полета, вращения, переворота или мгновения невесомости. Вы сколько угодно можете катать на карусели щенков, жеребят или детенышей овец — ничего, кроме ужаса, это у них не вызовет. А у наших детенышей полет вызывает инстинктивное удовольствие. Дети хохочут, когда их подбрасывают и ловят. Почему? Да потому что наши далекие предки, прыгали по деревьям, и в глубинах мозга до сих пор осталась программа брахиации — перелета с ветки на ветку, раскачиваясь на руках. Именно поэтому до сих пор самые популярные и частые детские сны — это сны о полетах. Этой программе, которая живет в далеких глубинах нашего мозга, примерно 25 миллионов лет — именно тогда наши общие с гиббонами предки передвигались с помощью брахиации.

Вообще инстинктивное поведение лучше всего наблюдать у детей — они ближе к животным. Почему все дети обожают строить шалаши из веток, имеют тягу к дуплам, пещерам?.. Потому, что у многих, и не только человекообразных приматов, есть врожденные программы по строительству гнезда. Никуда не делись они и у нас. Дремлют в глубинах мозга.

Дайте грудному младенцу два пальца, он их крепко обхватит ручонками. Можете его теперь смело поднимать в воздух — он удержится! Потому что миллионы лет его животные предки с самого рождения висели на маме, вцепившись в ее шерсть. Давно уже у наших самок шерсти нет, а способность младенца висеть, держась за руки, осталась.

Осталась и потребность малыша на прогулке уцепиться за мамин хвост — так безопаснее. Отсюда, кстати, и пошло выражение «держаться за юбку»: хвоста у мамы давно уже нет, но желание ребенка ухватиться за что-то сохранилось. Именно поэтому, кстати, дети лучше засыпают с плюшевыми игрушками: они волосатые и мягкие — сразу срабатывает программа успокоения.

Если злобный экспериментатор в лаборатории забирает маму у маленькой обезьянки, малыш впадает в ужас, кричит и инстинктивно вцепляется в шерсть — в свою собственную, поскольку маму-то уже уволокли, а инстинкт «вцепиться» срабатывает. У человека шерсти на теле нет, поэтому человек в стрессовых ситуациях вцепляется в ту шерсть, что осталась — в волосы. Отсюда выражение «рвать на себе волосы». Если бы мы произошли от другого зверя, никаких хватаний за собственные волосы не было бы. Во всех наших поступках нами до сих пор руководит обезьяна, которая сидит внутри нас.

Любовь к родине — тоже чисто животное чувство. Патриотизм характерен для всех территориальных животных, а приматы — создания территориальные. У них (у нас) в детстве происходит импринтинг — запечатление своего ареала обитания на всю оставшуюся жизнь. Это крайне необходимая вещь, которая позволяет, во-первых, не потеряться, а во-вторых, отчаянно защищать свою «родину» от захватчиков. А иначе бы откуда у людей взялся патриотизм? Из чего бы он вырос? Защита своей родины, своей стадной территории — священный долг любого павиана.

Кстати, о павианах… Вы знаете, как воюют павианы и другие обезьяны, живущие в саванне? Обращаю внимание читателя на саванну, потому что наши предки — как раз обитатели саванны, и у всех видов саванных приматов под влиянием природной среды сформировалось одинаковое поведение. В биологии это называется конвергенцией — когда у совершенно разных видов формируются одинаковые телесные или поведенческие признаки, обусловленные обитанием в одинаковой природной среде. Итак, войны павианов на открытом пространстве…

В походном строю стадо павианов повторяет предбоевой порядок пехоты. В центре идут доминанты — патриархи стада, вокруг которых все самое ценное — самки с детенышами. Впереди идет боевой авангард — субдоминантные особи, молодые самцы. Сзади — арьергардное прикрытие из самцов третьего ранга, послабее. Если местность пересеченная, плохо просматриваемая, с двух сторон может быть еще два небольших отряда флангового прикрытия.

Если предстоит война с другим племенем павианов — например, пограничный конфликт, два войска павианов выстраиваются друг перед другом в виде двух полумесяцев вогнутыми сторонами друг к другу. В центре — патриархи. Именно такое боевое построение до сих пор остается у многих туземных племен. Именно такое боевое построение долгое время было характерно для древних человеческих сообществ. Только потом, когда прогресс изменил условия (усовершенствовал средства) ведения войны, изменилось и построение приматов вида homo sapiens. Появилась, например, легионная римская армия с манипулярным устройством. Но не будем забегать вперед…

Забежим назад. В мире животных правило простое — кто больше, тот сильней. Поэтому каждый старается выглядеть значительнее, чем есть на самом деле: жаба в случае опасности раздувается; кобра поднимается и раскрывает «капюшон»; кошка выгибается дугой и поднимает шерсть дыбом; царь или вожак стаи всегда сидят на возвышении; жрецы, монахи и бояре носят высокие клобуки; римские легионеры, русские гусары и прочие солдаты допулеметной эпохи носили шлемы с гребнями, киверами, перьями, рогами, зрительно увеличивающими рост их носителя. Простое психологическое оружие, приводной механизм которого спрятан в таких древних слоях мозга, что включается автоматически, минуя сознание. Поэтому всегда действует. Поэтому всегда и носили — непреходящая была у военных мода. И до сих пор еще осталась — офицерики стараются подобрать себе фуражку с тульей повыше. Павианы…

Любопытно, что конфликт между стадами павианов может разрешиться как общей бойней, так и схваткой двух самых сильных особей. У людей это тоже сохранилось. Кто знает историю, должен вспомнить поединок Пересвета и Челубея — двух доминантных особей — перед рядами войск. А кто истории не знает, вспомнит голливудский блокбастер «Троя», в котором Ахиллес дрался с каким-то громилой перед лицом двух армий.

Кстати говоря, мне рассказывали, что подобные бои до сих случаются при разборках двух банд уголовников. Иногда вместо того чтобы устраивать перестрелку, бригады выставляют на бой двух крупных самцов — кто победит, того и правда.