Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев Страница 7

Рядом с нами на том пароме оказалась пожилая женщина — мать потомственного офицера, семья которого всю жизнь прожила в тех краях, охраняя границу. Та женщина пригласила всех нас к себе в дом, чем-то наверное накормила, но я этого не помню. Запомнил только, как мы повалились прямо с порога на холодный тесаный пол, покрытый какими-то льняными рогожками, и было так хорошо на нем лежать, что подниматься не хотелось вообще.

Потом мы все-таки выбрались на Каспий, искупались в заливе, в котором летом часами сидел весь город, и, провожая нас на вокзал, где мы должны были сесть на поезд и ехать в Ашхабад, хозяйка сказала:

— Я вам, сынки, совет хочу дать: когда в вагоне станут разносить чай, постарайтесь оказаться первыми.

Поезда в тех краях ходили — живописнее некуда. Отправлялись они ночью по той простой причине, что передвигаться по пустыне днем в железном вагоне было просто невозможно.

Местные аксакалы в своих халатах обычно почему-то не ездили в спальных вагонах — брали общий. Забирались на верхнюю полку, свешивая босые, немытые ноги вниз, при себе у них всегда был опий — в пузыречке из-под пенициллина, и там же на полке они периодически читали вслух свои молитвы.

Что означала фраза красноводской бабушки насчет чая, мы поняли в тот самый момент, когда в купе зашла немолодая проводница с большим алюминиевым чайником в одной руке и немытой пиалой — в другой. Ополоснув пиалу небольшим количеством чая и выплеснув его на пол, она налила чай и протянула кому-то из нас: «Пей!». И так — по кругу.

Надо было видеть лица наших эстетов-прибалтов. И Харис, и Томас Тыну были на грани обморока. Но пили — куда было деваться?

Вот так там жили люди. Когда ночью поезд останавливался на полустанке, где из колонки даже не текла, а капала вода, весь состав высыпал на улицу с банками, стаканами, какими-то плошками, а машинист ждал несколько часов, пока люди наберут воду.

* * *

В Москве тем временем у меня рос сын, но чем дальше, тем я отчетливее понимал, что нас с женой уже почти ничего не объединяет. Возможно, я просто очень быстро развивался в те годы, постоянно расширял знания, кругозор, но как бы то ни было, вернулся из армии совсем не тем человеком, которым был, когда уезжал. К тому же три года — слишком большой срок, чтобы сохранить отношения в прежнем виде. Но тем не менее мы продолжали жить вместе. Работу мне почти сразу предложил «ЗИЛ», где была неплохая велосипедная шоссейная команда, положив зарплату в 180 рублей в месяц.

В то же самое время я понимал, что не принадлежу и никогда не буду принадлежать к когорте великих спортсменов. Был мастером спорта, крепким середняком, одним из многих. А значит, нужно было задумываться о профессии. В том, чтобы возвращаться в школу тренеров и доучиваться там ради диплома я уже не видел никакого смысла, поэтому сразу поступил на заочный факультет Московского областного педагогического института.

Наверное, я мог бы продолжать гоняться. Шел 1966 год, и 180 рублей в месяц были очень хорошими по тем временам деньгами. Но чувство, что время неуклонно уходит, было сильнее. Вот так я попал в отдел физической культуры и спорта ЦК профсоюза работников Министерства среднего машиностроения, начальником которого был Федор Андреевич Компанеец.

У него тогда начальником учебно-спортивного отдела был совершенно замечательный специалист Александр Кузьмич Кузьмин, который стал меня опекать.

Он, пожалуй, стал тем самым человеком в моей жизни, кто сумел внушить мне первые понятия о ценности организационного работника в спорте. Моя тогдашняя должность называлась «инструктор по спорту», и я, честно говоря, вообще не задумывался о какой-то чрезмерной ее значимости. Но если посмотреть на структуру организации самых разных областей практической человеческой деятельности применительно к мировой практике, инструктор — как медсестра в больнице. Должность вроде и невеликая, а без нее невозможно себе представить существование медицины в целом. Инструктор физической культуры в коллективе, инструктор на производстве — это должны быть люди, которые дают человеку самое первое представление об обучении, помогают освоить профессию наиболее эффективным и рациональным способом.

Кузьмин был страстным рыбаком, а поскольку рыбалка — занятие молчаливое, это, возможно, наложило отпечаток на его характер, как руководителя. Мы, работая с ним рядом, никогда не слышали, чтобы Александр Кузьмич хотя бы однажды повысил голос. На его примере я усвоил на всю жизнь: если человек старается говорить громко и брать аудиторию голосом, это первый признак того, что он крайне не уверен в себе.

Выражаясь заводским языком, в УСО тогда были собраны главные технологи и главные инженеры спорта. Они аккумулировали опыт самых разных видов спорта, анализировали его, разрабатывали множество рекомендаций. То есть мне снова повезло: три года, что я там проработал, заложили совершенно уникальную основу профессионального понимания очень многих видов спорта.

Работая в ЦК профсоюза, я курировал городки, шахматы, лыжи и горные лыжи, велосипедный спорт, прыжки с трамплина, биатлон, хоккей — то есть фактически все виды спорта, которые существовали в системе «Средмаша». Почти сразу я начал безостановочно ездить по стране. Еду на праздник народов Севера в Мурманск — оттуда на велосипедный сбор профсоюзной команды в Душанбе. Оттуда еще куда-то. Однажды у меня набралось в общей сложности 287 командировочных дней в году, что даже стало темой отдельного разбирательства на профсоюзном собрании, поскольку нарушало все существовавшие правила командирования сотрудников.

Это закладывало фундаментальную организационную основу — уникальную и крайне необходимую для дальнейшей карьеры.

С другой стороны, это была страшная хозяйственная работа. Кто-нибудь может представить, что такое нести на себе в альпинистском рюкзаке цинки с патронами? Я их носил. Привозил на сборы и соревнования тяжеленные пачки лыж. Бывало, поезд тебя выгрузит в Кирове, отнес рюкзак с патронами на пятьдесят метров по платформе, перевел дух, пошел за лыжами. И все это — один. Это была очень жесткая школа. Но даже в совсем тяжелые дни я понимал, что свой выбор в пользу спортивной профессии сделал совершенно правильно.

В самом конце 60-х в спорте произошла достаточно серьезная реорганизация: исчез Союз спортивных общественных организаций, с поста председателя Спорткомитета СССР ушел Юрий Дмитриевич Машин и на его место был назначен Сергей Павлов, который начал создавать свою команду.

Я продолжал работать в ЦК профсоюза, мне нравился процесс, а главное — я стал очень отчетливо понимать, что треугольник «Спортсмен — Тренер — Руководитель», который всегда существует в спорте — он всегда равносторонний. Там нет главных и подчиненных — каждый выполняет сугубо свою функцию. Задача руководителя — обеспечить труд спортсмена и тренера таким образом, чтобы самому понимать: для производства результата ты сделал все, что только мог.

Уже там мне постоянно приходилось сталкиваться с личностями первой величины.