Генералов похищали в Париже. Русское военное Зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годы XX века - Владислав Голдин Страница 7

Советские спецслужбы на новом историческом рубеже

Деятельность советских спецслужб в рассматриваемый период во многом определялась уже охарактеризованными выше процессами. СССР оказался на рубеже 20-х и 30-х годов и в начале нового десятилетия, по существу, в ситуации скрытой гражданской войны, грозившей вылиться в открытую. Активизация органов госбезопасности в борьбе с внутренним врагом воплотилась, в частности, в том, что с 1 января по 15 апреля 1930 года было арестовано 140 724 человека, а с 15 апреля по 30 сентября — еще 142 993 человека.

Важной задачей сотрудников советских спецслужб являлось не только недопущение опасного развития событий внутри страны, парализация выступлений «классового врага» в различных его формах, но и нейтрализация внешних угроз, связанных с действиями иностранных спецслужб. Для этого необходимо было своевременно добывать информацию о враждебных намерениях и планах действий против СССР из-за рубежа. Как и в 20-е годы, эмиграция рассматривалась в качестве опаснейшей силы, действующей за пределами страны, а ее военные лидеры и организации расценивались как особый фактор риска и угроз для Советского Союза. Поэтому нейтрализация этих угроз, противодействие и решительное пресечение подрывных и реваншистских действий со стороны Русского военного Зарубежья с использованием всего накопленного арсенала средств, форм и методов борьбы оставались важной задачей советских спецслужб.

Начало 30-х годов характеризовалось усилением партийного руководства и контроля за деятельностью советских спецслужб. Анализ повесток ПБ ЦК свидетельствует, что в них систематически значились «вопросы ОГПУ». Изучение партийных и государственных документов той поры показывает, что все ключевые вопросы деятельности органов госбезопасности как содержательного, так и организационного свойства, назначения на должности в них систематически рассматривались центральными партийными органами. Конец 20-х — начало 30-х годов характеризовались активным втягиванием ОГПУ в разработку операций, направленных против внутренних врагов советской власти и связанных с поиском доказательств их сотрудничества с внешними силами. «Шахтинское дело» и «Дело Промпартии» были в числе главных вех этого развернувшегося процесса.

Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин держал под личным контролем деятельность ОГПУ и обстановку в нем. Например, 16 сентября 1929 года он писал председателю ОГПУ В.Р. Менжинскому, находившемуся на отдыхе, со ссылкой на рассказ своего шурина С.Ф. Реденса, о некоторых болезненных явлениях в организациях и учреждениях этого ведомства. Речь, в частности, шла о провозглашенном курсе на развернутую самокритику в ОГПУ. Сталин опасался, что это грозит разложением и развалом чекистской дисциплины. «ГПУ не менее военная организация, чем военвед (военное ведомство. — В.Г.)», — подчеркивал он. «Нельзя ли проверить это дело и, если подтвердится, принять решительные меры против этого зла», — обращался Сталин к Менжинскому. По существу, эта фраза носила характер приказа. И хотя в партии в это время шла острая борьба, а на повестке дня стояла критика так называемого «правого уклона» и его представителей, но Сталин, видимо, не хотел, чтобы она распространялась на ОГПУ и негативно сказывалась на характере и результатах его деятельности.

В этих условиях декларированного и реального обострения классовой борьбы происходит быстрый рост численности ОГПУ в центре и на местах и обновление чекистских кадров. Например, Политбюро ЦК ВКП(б) своим решением от 19 июля 1930 года санкционировало увеличение контингента сотрудников ОГПУ с 1 октября 1930 года на 3165 человек. Кроме того, численность внутренних войск ОГПУ возрастала на 3500 человек, а погранохраны — на 2500 человек. Все это сопровождалось, по признанию современных историков спецслужб, сложным и противоречивым процессом вымывания опытных кадров чекистов, в первую очередь тех из них, кто по своим социально-психологическим и нравственным качествам не вписывался в новые реальности.

Это, в свою очередь, привело к разрыву ряда видных в прошлом сотрудников ВЧК — ОГПУ с этим ведомством и уходу за границу, пополнению рядов эмигрантов, своих, казалось бы, вчерашних врагов. Размышления и признания этих людей, сделанные или даже опубликованные за рубежом, подвигают к серьезным раздумьям о процессах, происходивших в недрах этого ведомства. Хотя, разумеется, к суждениям перебежчиков и следует относиться критически.

В июле 1930 года на страницах эмигрантского русскоязычного издания «Борьба» появилась, например, статья бывшего резидента ОГПУ в Турции, а до этого начальника Восточного сектора ИНО ОГПУ Г.С. Атабекова, бежавшего на Запад в конце 1929 года, под названием «Разложение ГПУ». Этот видный чекист и член партии большевиков с 1918 года утверждал, что в органах госбезопасности и в разведке ОГПУ произошли глубокие и принципиальные изменения. Например, в Иностранном отделе, по утверждению Атабекова, 99% сотрудников составляли выходцы из нетрудовых элементов. Духовное подхалимство и карьеризм, указывал автор, заменили революционную сущность. В СССР налицо повсеместный шпионаж и провоцирование лиц и групп населения, неугодных аппарату власти.

Атабеков утверждал, что органы госбезопасности превратились из орудия диктатуры пролетариата в орудие руководителей ЦК партии или, вернее, Сталина, а из защитников интересов пролетариата и крестьянства — в средство их удушения и для террора внутри партии. Эти органы использовались в борьбе с троцкизмом и троцкистами, правой оппозицией, а также против крестьян. «Вот почему я порвал с ОГПУ, — писал Атабеков, выражая надежду на то, что его пример «заставит задуматься сотни других коммунистов, работающих в этом органе».

В заявлении этого чекиста-невозвращенца, еще ранее появившемся во французской и эмигрантской прессе, были слова, которые должны были вызвать особую озабоченность руководства СССР и ОГПУ. «Я имею сотни честных друзей-коммунистов, сотрудников ОГПУ, которые так же мыслят, как я, но, боясь мести за рубежом СССР, не рискуют совершить то, что делаю я», — указывал, в частности, Атабеков. В парижской газете «Последние Новости» он опубликовал материалы под названием «ОГПУ», а потом издал их в виде отдельной книги в Париже и Нью-Йорке. Между тем, по существующим оценкам, после бегства Атабекова только в Иране в 1930 году было арестовано более 400 человек, а четверо из них расстреляно. Он сдал всю известную ему агентурную сеть не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке и в Центральной Азии.

Заметим, что к деятельности этого человека в эмиграции автор еще будет неоднократно возвращаться в этой книге. Здесь же добавим лишь, что охота чекистов за Атабековым велась девять лет, прежде чем он был убит летом 1938 года.

Тема бывших советских сотрудников, ставших невозвращенцами, активно обсуждалась в это время в эмиграции. К ней постоянно обращался, например, непримиримый борец с большевиками В.Л. Бурцев на страницах своей парижской газеты «Общее Дело». Еще в 1929 году он поместил большую статью Е. Думбадзе под названием «Исповедь чекиста». Добавим, что Думбадзе и Бурцев и в дальнейшем будут тесно сотрудничать, о чем еще пойдет речь на страницах этой книги. 1 февраля 1930 года Бурцев публикует в своей газете статью «Наша ставка на Беседовских», повествуя о Г.З. Беседовском, бывшем советнике полпредства СССР во Франции, бежавшем в октябре 1929 года и ставшем невозвращенцем. Наряду с ним в статье назывались имена Б.Г. Бажанова и Г.А. Соломона. Бурцев рекомендовал использовать этих и других лиц из большевистской среды, ставших невозвращенцами, в борьбе с советским режимом. 25 мая 1930 года Бурцев опубликовал в своей газете статью «Невозвращенцы», именуя их новой силой в борьбе с большевиками.