Холокост. Новая история - Лоуренс Рис Страница 7

На протяжении следующих лет Адольф Гитлер проповедовал свои антисемитские взгляды на бесконечных митингах и собраниях НСДАП. Он говорил, что «решение еврейского вопроса — главная задача национал-социалистов… И решить его можно только грубо, силой»15. Кроме того, Гитлер заявлял: «…еврей разрушает и должен разрушать, потому что начисто лишен представлений о деятельности, которая служит на пользу обществу»16. Он настаивал: «…невозможно никакое спасение до тех пор, пока носитель этого разобщения, еврей, не будет лишен возможности причинять вред»17. Гитлер винил евреев в том, что они принесли в Германию демократию: «…демократия глубоко чужда немцам; это еврейское изобретение»18, и повторял традиционную антисемитскую выдумку о том, что евреи — нация воров. «Он [еврей] не основал ни одной цивилизации, зато разрушал цивилизации сотнями. Он ничего не создал сам из того, чем обладает»19.

Адольф Гитлер обращал внимание слушателей на то, что такого понятия, как «хороший еврей», не существует. Индивидуальные действия и достижения не имеют никакого значения. Для Гитлера не имело значения, порядочный человек конкретный еврей или нет. Он несет в себе черты, которыми наделила его природа, и не в состоянии от них избавиться. «И для нас он вреден»20. Для будущего вождя Третьего рейха решение об эмансипации евреев было равноценно приступу белой горячки, потому что равенство предоставлено народу, который «явно и безусловно является чуждой расой»21. Официальной политикой НСДАП стало лишение гражданства немецких евреев, но в статье, опубликованной в марте 1921 года в газете Völkischer Beobachter, приобретенной нацистской партией с помощью Дитриха Эккарта, Гитлер пошел дальше и заявил: для защиты Германии евреев нужно изолировать от общества. «Еврейское подрывное влияние на наш Volk должно быть предотвращено, — писал он, — при необходимости путем заключения зачинщиков в концентрационные лагеря. Короче, наш Volk должен быть очищен от всего этого яда сверху донизу»22.

Радикальный гитлеровский антисемитизм очевиден даже на столь раннем этапе существования нацистской партии, но из этого напрямую не следует, что все, кто вступал в НСДАП в то время, испытывали аналогичные чувства к евреям. Для некоторых, подобных Эмилю Кляйну, главными стимулами были в первую очередь разочарование от поражения в войне и страх перед коммунистической революцией. «Мы были поколением детей войны, — говорит Кляйн. — Мы видели, как призывали наших отцов. Мы видели их в гирляндах цветов на железнодорожных станциях, когда они уезжали во Францию. Мы видели плачущих матерей, которых они оставляли»23. Затем, после возвращения отцов с проигранной войны, в 1919 году, во время мюнхенского коллапса, сверстники Эмиля вдруг увидели красные флаги. «Пришли коммунисты, они обстреливали весь город со своих грузовиков и разбрасывали листовки. Они агитировали за свою партию и революцию лозунгом “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”».

Путь Эмиля Кляйна к антисемитизму пролегал через якобы существующую связь между коммунизмом и иудаизмом. «Я смотрел на все это в то время и понял, что те, кто наверху [в период мюнхенской “советской республики”], — преимущественно образованные евреи. Во всяком случае, их было много. В Баварии чувствовалась огромная обида на то, что тон задают евреи. Так появилось выражение “еврейская республика”». Масштабы антисемитизма Кляйна, попавшего под влияние риторики нацистской партии, расширились, и он пришел к убеждению, что евреи в ответе не только за коммунизм, но и за все язвы капитализма в целом. Эмиль считал, что борьба против еврейства, прописанная в программе нацистской партии, — это борьба не только против евреев как таковых, но и против международной финансовой аристократии, финансовой власти еврейства. Следовательно, не против евреев как личностей, но против капитализма, который произрастает из еврейства, то есть с Уолл-стрит. «Уолл-стрит упоминался всегда».

Впрочем, Гитлер сделал намного больше, чем просто объяснил сторонникам нацистов — во всех проблемах Германии виноваты евреи. Он учил ненависти, но тем не менее давал надежду. Адольф Гитлер рисовал картину новой Германии, в которой исчезнут классовые различия и все «арийские» немцы объединятся в едином национальном сообществе. Эмиля Кляйна привлекала идея, что нацистская партия «хочет стереть классовые различия, при которых рабочий класс — здесь, буржуазия — тут, а средний класс — там. Существовали глубоко укоренившиеся представления, которые разделяли нацию на две части, и это было для меня очень важно, мне нравилась мысль, что нация должна стать единой»24.

Ютта Рюдигер, которая позже возглавит нацистскую организацию Союз немецких девушек (Der Bund Deutscher Mädel), тоже хотела видеть единое немецкое общество: «Тот факт, что на первом месте семья, затем клан, затем сообщество, затем нация, а затем Европа, был не туманной концепцией, а идеей, основанной на семейных ценностях… Концепция представляла настоящее бесклассовое общество без каких-то различий, в то время как прежние молодежные движения, и в первую очередь это касается бойскаутов, состояли преимущественно из старшеклассников — выходцев из обеспеченных семей, а дети рабочих в основном были предоставлены сами себе. Мы объединили молодых рабочих и молодых учащихся в одно целое. Между ними не было никаких различий, и никто не спрашивал, чем занимается твой отец»25.

Суть идеи, о которой говорит Рюдигер, хорошо отражается в одном эпизоде, который произошел после того, как нацисты пришли к власти. «Дело было незадолго до Рождества, все занимались сбором денег, особенно активно — в День национальной солидарности, как это тогда называлось [1]. Принимали участие ведущие члены партии, министры, промышленники. Они находились на улице под дождем и ветром. К одному из немецких фабрикантов подошел богатый иностранец и спросил, зачем он стоит на холоде, призывая прохожих пожертвовать мелочь, если может просто положить тысячу марок в банку. Промышленник обернулся к Ютте и сказал: “Они просто ничего не понимают”».

Бруно Хенель, вступивший в нацистскую партию в начале 1920-х годов, тоже проникся идеей национального единства (Volksgemeinschaft). «Это просто означает, что в немецком обществе всегда были два различимых слоя — буржуазия и пролетариат, — говорит он. — Для того чтобы преодолеть разрыв, нужно было сформировать национальное единство, дабы и интеллектуалы, и трудящиеся объединили свои силы. Национальное единство выражалось в прекрасной фразе нашей партии, которую, думаю, все повторяли непрестанно: “Интересы общества — прежде всего”. И это означало, что мы не просто национал-социалисты, а национально мыслящие социалисты»26.

Как много позже тайно записал один высокопоставленный немецкий офицер, находившийся во время войны в плену у британцев, «…кое-что останется вечно. Сохранится на протяжении сотен лет. Не дороги, построенные нацистами, — они не имеют значения. Но сохранится то, как было организовано государство, в особенности — включение трудящихся в управление государством. Гитлер нашел место в государстве для трудящегося. Никто до него этого не делал… Принцип, согласно которому каждый трудится на общее благо, идея о том, что промышленник на самом деле — доверительный собственник капитала, созданного немецким трудом, и другого капитала, звучат очень просто, но никому раньше этого не удавалось…»27.