Европа и ислам. История непонимания - Франко Кардини Страница 7

Между тем викинги, совершавшие опустошительные набеги на европейские побережья, не пощадили и ал-Андалус. В 844 году флот из примерно пятидесяти кораблей атаковал Нант; затем, пройдя вдоль атлантического берега Пиренейского полуострова, скандинавы попытались разграбить Лиссабон и, наконец, появились в устье Гвадалквивира. Оттуда несколько кораблей направились к Кадису, а основная часть флота дошла до Севильи, беспощадно разграбила ее, но отступила под натиском мусульманского населения, которое все-таки сумело дать достойный отпор: мусульмане разгромили нападавших и вынудили их поспешно вернуться на свои корабли. Большое количество захваченных при этом скандинавских пленников пополнило ряды светловолосых и голубоглазых испанских мусульман, потомков вандалов и готов, к которым позднее добавились многочисленные рабы из славянских стран (итальянское слово schiavo, означающее «раб», происходит именно от слова slavo — «славянин»).

Норманнский набег 844–845 годов побудил омейядского эмира построить рибат — береговые укрепления, похожие на старые «сарацинские башни», которые и сегодня можно видеть на европейских берегах, вплоть до Эгейского моря. Эти укрепления были поручены заботам добровольцев — мурабитун, которые обосновались в них, чтобы посвятить себя джихаду. Благодаря им норманнов удавалось с тех пор держать на расстоянии от ал-Андалуса; правда, в 859 году они сожгли мечеть Альхесираса, а примерно столетие спустя, в 966 году, датчане под предводительством самого Гаральда Синезубого нанесли арабо-иберийцам под Лиссабоном еще одно громкое поражение.

Итак, мусульмане были отнюдь не единственными «героями» грабительских набегов на побережья и острова Средиземного моря, столь частых в последние два столетия раннесредневекового периода — одного из самых трудных для Европы за всю ее историю: более того, мусульмане, как мы видим, порой оказывались их жертвами. Однако в Западной Европе «агарян» считали главными и, возможно, единственными виновниками этих набегов. Со временем рассказы о войнах в Средиземном море и на Пиренейском полуострове, которые полнились невероятными преувеличениями, были подхвачены и развиты эпической традицией. Воспоминания об этих войнах стали, по праву или нет, тем «вызовом», на который были призваны дать «ответ» крестовые походы.

Споры по поводу знаменитой теории Анри Пиренна о расколе средиземноморского единства, обусловленном быстрым подъемом ислама и замыканием западной Европы на самой себе, ее превращением в аграрную территорию — в общем, о начале «средневековья», о том, что его следует отсчитывать не от падения западной Римской империи, а от второй половины VII века, — по-настоящему никогда не утихали. Сегодня, во всяком случае, не вызывает сомнений то, что кризис экономики наметился гораздо раньше VII века и что сильный упадок торговли и общего уровня жизни в странах западного Средиземноморья наблюдался в VI–VII и IX–X веках. Однако процесс упадка протекал медленно и был обусловлен целым рядом различных причин, которые недопустимо сводить только к морским набегам сарацин. Основное положение теории Пиренна было принято, но его аргументация отвергнута. Пиратские набеги мусульман, во всяком случае, были важной, а кое-где и решающей причиной кризиса, наступившего в экономической, но также в культурной и ментальной областях. Вот его основные симптомы: резкое сокращение мореходства, упадок или даже полное исчезновение подконтрольных христианам портовых и прибрежных городов, повсеместное обеднение населения, сокращение денежного оборота, распространение тревожных настроений.

Набеги на острова и участки побережья западного Средиземноморья, находившиеся под контролем христиан, совершались с берегов Испании и Африки. С VIII века пираты опустошали не только греческий архипелаг, но также Сицилию и Сардинию: результатом становилось разрушение прибрежных поселений и бегство населения в труднодоступные, более безопасные внутренние районы. Обычно целью захватчиков был молниеносный грабеж и похищение местных жителей, преимущественно молодежи, для продажи в рабство; иногда за этим следовали требования дани и выкупа. Реже в результате таких рейдов основывались пиратские «гнезда», которые можно рассматривать как небольшие военно-торговые колонии.

Мы знаем, что набеги на Балеарские острова начались с 798 года, хотя их окончательное завоевание испанскими мусульманами произошло только в 902 году. Начало захвата Сицилии аглабидским эмиром Зийадатом Аллахом I в 827 году положило начало почти двухвековому сарацинскому господству на обширном морском пространстве между Пиренейским и Апеннинским полуостровами и Магрибом. Правда, византийцы поначалу оказывали достойное сопротивление мусульманскому наступлению на Сицилию, особенно в восточной части острова: это наступление завершилось успехом только в начале X века. После захвата Крита (827) и Мальты (870) Византия лишилась опорных пунктов, позволявших ей принимать полноценное участие в делах западного Средиземноморья: с тех пор Сицилия и Сардиния были предоставлены собственной судьбе.

Чаще всего сарацинские набеги и попытки укрепиться на новых территориях толковались в прошлом как следствие захватнических устремлений, осознанной политики. Но так бывало не всегда. Нередко сарацины принимали участие в местных распрях, поначалу поддерживая ту или иную сторону, и часто делали это по просьбе одной из них. Например, правители города Неаполя неоднократно призывали сарацин — которые тем временем завоевывали Сицилию и, более того, только что захватили Палермо, — поддержать их в борьбе с лангобардами и византийцами. Чрезвычайно ловко пользуясь смятением и слабостью правителей южной Италии в их взаимных раздорах, сарацины без тени сомнения шли на службу то к одним, то к другим, в действительности становясь хозяевами положения.

Города Кампании, решившие, что могут безнаказанно пользоваться услугами арабо-берберов, слишком поздно осознали свою ошибку. Тогда они объединились с лангобардскими правителями, чтобы снова просить о помощи императора Священной Римской империи Лотаря (840–855): тот, впрочем, не отозвался бы, если бы сарацины не почувствовали себя на полуострове настолько уверенно, что в 846 году дошли до самой Остии, поднялись вверх по Тибру и разграбили храм Святого Петра в Риме.

Чаша терпения была переполнена. Людовик, сын Лотаря, пришел на полуостров с войском из франков, бургундов и провансальцев; с ним объединились Папа Сергий II (844–847), венецианский дож, а также герцоги Сполето и Неаполя. Между тем правитель Беневента в свою очередь набрал войско из наемников-мусульман, которые теперь действовали бесконтрольно и опустошали все вокруг, добираясь до земельных угодий монастыря Монте-Кассино.

Адельхиз, правитель Беневента, тем не менее не отказывался от услуг этих малодисциплинированных наемников. Он вынудил жителей Бари, которые оставались ему верны, принять покровительство берберского вождя Халфуна, который, вероятно, прибыл из Сицилии через Таранто. В награду за поддержку Адельхиз позволил берберу грабить и жечь культовые здания, и тот зашел так далеко, что почти стер с лица земли город Капую, который пришлось отстраивать заново. В 848 году Халфун окончательно стал хозяином столицы Апулии. Только принц Людовик, прибывший в это время в южную Италию, смог освободить Беневент от безраздельно хозяйничавших в нем наемников и восстановить мир между соперничающими лангобардскими правителями, выступив гарантом при разделении территории Беневента на три части: княжества Беневент и Салерно и графство Капуя.