Черный клановец. Поразительная история чернокожего детектива, вступившего в Ку-клукс-клан - Рон Сталлворт Страница 7

Стоукли был полон энергии и завораживал публику. Чередуя напор и проникновенность, он то вводил людей в горячечное исступление, то успокаивал, словно они слушали ублажающую воскресную проповедь. Он, как виртуозный кукловод, тянул за ниточки наших эмоций и вел нас по пути, которым мы, по правде говоря, вряд ли хотели идти.

Я ловил себя — и не раз — на том, что тоже заражаюсь его экстатически излагаемыми доводами против того правительственного учреждения, которое я представлял, и всех белых людей, на которых я обычно смотрел с симпатией и дружелюбием. Когда я замечал, как радостно хлопаю и кричу «Так держать, брат!», то быстро напоминал себе, что мы с ним по разные стороны баррикады. Я искренне надеялся, что был достаточно хорошим «актером под прикрытием», чтобы мои коллеги из департамента, слушавшие меня по радиопередатчику, не распознали в моем голосе искреннего одобрения.

Моя карьера под прикрытием началась с расследования «Черных пантер», но теперь пришло время перевернуть монету другой стороной — меня позвал Клан.

Стоукли, держа всю публику — и меня в том числе — в плену своей риторики, разносил в пух и прах белого человека и белую расу, утверждая, что за всю свою историю они понимали исключительно хорошо только одно — силу огнестрельного оружия. После чего он стал призывать черные массы Америки вооружиться в преддверии «БОЛЬШОЙ» революции, которая была не за горами. На это утверждение толпа откликнулась, пожалуй, мощнейшим взрывом аплодисментов и лозунгов «Так держать, брат!» и «Черная сила!».

Закончив свое почти 45-минутное выступление, Стокули принимал овации и новые выкрики «черного одобрения» из толпы. Хозяева заведения организовали для него пространство, чтобы он мог пообщаться со своими почитателями и поприветствовать тех, кто хотел прикоснуться к живой, ходячей легенде современной черной истории. Я стоял в очереди и медленно приближался к нему. Когда я наконец оказался перед ним, меня поразило царственное величие его фигуры.

Он был ростом под два метра, с кожей безупречного цвета какао. Я протянул ему руку, и он одарил меня своей знаменитой теплой, заразительной улыбкой, показав самые ослепительные зубы из всех, какие я видел. Я подумал: «Вот это настоящий красавец».

Пока мы жали руки, я спросил, действительно ли он верит в неизбежность вооруженного конфликта между черной и белой расой. Он сжал мою руку крепче и, притянув меня ближе к себе, быстро огляделся и прошептал:

— Вооружись, брат, и будь готов, потому что революция грядет и нам придется убивать белочек. Верь мне, она грядет.

Затем он отстранился и поблагодарил меня за то, что я пришел послушать его речь. Он пожелал мне всего хорошего, как и я ему. Мое первое задание под прикрытием, увенчавшееся прикосновением к истории, подошло к концу.

Я покинул клуб и отправился в участок к своим — доложить о выполненном задании и рассказать, что творилось внутри. Им и так было все слышно, и они знали, что сказал Стоукли, но я говорил об атмосфере: насколько она была наэлектризованной, возбужденной, но не агрессивной, несмотря на содержание речи. Стоукли не призывал к немедленному насилию. Я написал необходимые отчеты и отправился домой в приподнятом настроении.

В тот момент мне казалось, что моя профессиональная жизнь удалась на все сто. Я выбился из патрульных в группу особого назначения и работал с бригадой по наркотикам. Через три месяца я официально стану детективом по наркотикам под прикрытием, первым черным в истории Департамента полиции Колорадо-Спрингс, и, как выяснилось позже, самым молодым.

Моя карьера под прикрытием началась с расследования «Черных пантер», но теперь пришло время перевернуть монету другой стороной — меня позвал Клан.

В работе под прикрытием есть определенные вещи, которые следует соблюдать. Я же, во‑первых, нарушил базовое правило: не соваться в дело, не имея плана действий. Во-вторых, я использовал свое настоящее имя вместо служебной личности — а это смертный грех. В-третьих, я указал служебный адрес и телефон, не думая, что из этого хоть что-то выйдет.

Когда началось это дело, я служил в полиции уже четыре года, три из которых прошли за работой под прикрытием в бригаде по наркотикам и преступлениям против нравственности. Я был хорошо подкован в азах подобных расследований, но в этом конкретном случае изначально повел себя опрометчиво. Мое ложное предположение заставило меня совершить серьезную ошибку. К счастью, люди, с которыми я связался, были, как говорится, «не семи пядей во лбу» и мои ошибки не поставили расследование под угрозу. Коли на то пошло, именно эти изначальные промахи парадоксальным образом привели к успеху.

Положив трубку, я тут же связался со своим сержантом Кеном Траппом. Я сказал, что хочу подключить к делу Чака из бригады по наркотикам. Кен был занят приемом нового сотрудника, поэтому я позвонил Артуру, которого уже повысили до лейтенанта, и попросил у него разрешения привлечь Чака для задания под прикрытием на 9 ноября. Я сообщил ему детали и объяснил, чего жду от этого расследования.

Оно должно было стать информационным делом, цель которого — узнать как можно больше о растущей угрозе Клана в Колорадо-Спрингс и во всем штате Колорадо и предотвратить возможные террористические действия. В принципе, мы могли завершить его в любой момент, арестовав нескольких клановцев за мелкие правонарушения; однако моя задача состояла не в этом. Если бы оказалось, что эти люди замешаны в тяжких преступлениях, мы бы, конечно, прищучили их. Пока же до этого не дошло, я намеревался следовать стратегии сбора информации, чтобы узнать как можно больше об отделении Ку-Клукс-Клан в Колорадо-Спрингс.

Но Артур был детективом по наркотикам. Его расследования ставили целью арест подозреваемых и поиск доказательств для судебного разбирательства. Сбор информации был для него чем-то непонятным и ненужным.

Он ответил отказом:

— У меня нет для этого ресурсов. И вообще, как только этот Кен услышит речь одного из наших белых полисменов, он поймет, что по телефону разговаривал с черным.

— А как разговаривает черный? — спросил я.

— Ну, сам знаешь, — попробовал отмахнуться Артур.

— Нет, я не знаю. Объясни мне.

Ответом была мертвая тишина. Я уже слышал нечто подобное от нескольких полисменов, с которыми работал. Они оставались во власти предрассудков и стереотипов — как в той сцене в фильме «Аэроплан!» [9], в которой Джун Кливер начинает говорить как обдолбанный, что для многих означало «говорить как черный». Один коллега ответил мне на такой вопрос: «Ну, знаешь, втирать всякую лажу и говорить все время «блин» и «мать твою». Это была полная ахинея — и вообще, и применительно ко мне в этом расследовании.