Гиллеспи и я - Джейн Харрис Страница 70

С происхождением мне повезло еще меньше, чем с полом и семейным положением. Ни одну нацию в мире шотландцы не презирали больше, чем англичан; за внешне благополучным колониальным союзом крылась глубокая взаимная ненависть. И неважно, что мои предки были родом из Шотландии. Я выросла «на юге», говорила с лондонским акцентом, вела себя как сумасбродная южанка: разъезжала по стране без сопровождения, а порой без шляпы — и вдобавок курила! Последним моим грехом был сравнительный достаток. Уж лучше бы я была из бедной семьи, ведь никто не способен задеть гордость и вызвать предубеждение шотландца сильнее, чем незамужняя англичанка, располагающая средствами.

Однако простите за столь длинное отступление, я лишь хотела показать, что в моем лице Шлуттерхозе с женой нашли идеального козла отпущения.

* * *

В следующий раз я предстала перед шерифом в среду, двадцать седьмого ноября. К тому времени газеты пестрели историями о случайном обнаружении тела Роуз, поимке похитителей и моем аресте. Нед до сих пор не ответил на письмо, и меня передергивало от мысли, какие гадости он мог обо мне прочесть.

Краткий путь из тюрьмы в шерифский суд я вновь проделала в фургоне без окон, на этот раз в сопровождении молодой надзирательницы. Я не выспалась и в полудреме представляла себе разные приятные картины вроде мастерской в Мерлинсфилде. В письме я попросила Агнес оставить клетку на столике у окна и всеми фибрами души жаждала перенестись в Бардоуи. Быть может, так и случится, если сегодня шериф удовлетворит прошение Каски об освобождении под залог. Прикрыв глаза, я представляла, что трогаю клетку, провожу пальцами по шероховатой резьбе и гладким бамбуковым прутьям.

Мои грезы прервал гул голосов на улице. Лошади сбавили шаг, и внезапно деревянные стены фургона затряслись под градом яростных ударов. Фургон резко встал. Надзирательница встревоженно обернулась ко мне. Крики не утихали; невидимые кулаки продолжали барабанить по стенам. Затем лошади снова потрусили вперед и остановились примерно через минуту. Спустя мгновение задние двери распахнулись, и я увидела море разгневанных лиц: у суда собралось около сотни человек. Взволнованный констебль вывел нас на улицу; второй попытался призвать людей к порядку. Как только я шагнула на тротуар, в меня полетели тухлые яйца, разбиваясь о грудь и плечи. Толпа рванулась вперед; в сутолоке некоторые не удержались на ногах. Полицию оттеснили, кто-то схватил меня за воротник и ударил кулаком в лицо. Дальнейшее я помню смутно, но молодой констебль кое-как отбил меня у толпы и втолкнул в боковую дверь здания.

У меня был расквашен нос, и по дороге на нижний этаж я испортила платок, безуспешно пытаясь остановить кровотечение. В камере меня ждал Каски, с новой петицией в руках. Я еще никогда не видела его таким мрачным. Без единого слова он протянул мне бумагу, и от беглого взгляда на нее у меня подкосились ноги: теперь, помимо похищения, я обвинялась в убийстве.

Каски покачал головой.

— Плохи дела — очень плохи, мисс Бакстер. Понятия не имею, на каких основаниях вас подозревают в убийстве, но сегодня я советую вам ничего не говорить, только отрицать все обвинения.

Ошеломленная новостью, я слабо кивнула. Как выяснилось, слушания отложили, и мы принялись ждать. Шла минута за минутой, однако меня все не вызывали. Каски сидел с отсутствующим видом. Впрочем, к тому времени я уже успела понять, что за его напускной рассеянностью кроется исключительная осторожность на грани пессимизма. Каски старался не выдавать своего беспокойства, только все сильнее втягивал голову в плечи. Вскоре до нас дошли слухи, что толпа на улице устроила беспорядки и не пускает шерифа в здание. Спустя полчаса Каски вызвали в коридор, затем констебли проводили нас наверх, в кабинет. Когда я вошла, прокурор Макфейл холодно посмотрел на меня. Мистер Спенс, младший шериф, уткнулся в кипу документов, лежащую перед ним на столе. Взглянув мне в глаза, Каски приложил палец к губам; со стороны его жест мог показаться обычным проявлением заботы, но я знала: он напоминал о необходимости молчать. Следовательно, когда прокурор стал задавать мне вопросы, я держала язык за зубами.

Вскоре Макфейл начал нервничать.

— Вот как? Вы намерены все время молчать?

— Я отрицаю эти обвинения. — Мой голос прозвучал так робко, что я откашлялась и повторила: — Я категорически отрицаю эти обвинения.

Младший шериф Спенс поднял голову и удивленно посмотрел на меня.

— О боже! Что с вами?!

К несчастью, мой нос снова начал кровоточить. Крупные алые капли упали мне на платье и брызнули на паркет. Спенс обернулся к секретарю и надзирательнице.

— Скорее, дайте ей что-нибудь.

Секретарь протянул мне платок, и я старательно вытерла лицо и лиф платья. Тем временем шериф обратился к моим конвоирам:

— Это сделали люди на улице? — Получив утвердительный ответ, Спенс покачал головой и, взглянув на красные пятна на полу, хмуро пробормотал: — Все забрызгано кровью…

Увы, похоже, эта самая кровь решила мою судьбу: без дальнейших разговоров шериф отложил перо и объявил, что отказывается удовлетворить прошение. Мой адвокат вскочил на ноги, но Спенс только отмахнулся.

— Не трудитесь, мистер Каски. Вы прекрасно знаете, что обвиняемых в убийстве не освобождают под залог, а ваша клиентка выглядит так, как будто боксировала с тяжеловесом. Сегодня мы ее отпустим, а завтра обнаружим повешенной на первом же фонарном столбе. Мисс Бакстер, вы будете преданы суду и можете быть освобождены в установленном законом порядке.

* * *

На следующий день меня снова навестил Каски, унылый, как воскресный дождь. Оказалось, он видел ордер, на основании которого полиция проверяла изъятые у банка мои документы и учетную книгу. Квитанции от строителей из Мерлинсфилда пока не нашлись, и Каски опасался, что на этот аргумент в суде не придется рассчитывать.

— Даты совпали крайне неудачно, — сказал он. — Без счетов…

— Я еще раз напишу Агнес, чтобы поискала тщательнее.

Между тем меня беспокоил еще один вопрос.

— Но ведь эти заявления — будто я неоднократно платила этому человеку — это же все несерьезно? Я невиновна — по той простой причине, что у меня нет мотива. С чего бы мне желать зла Роуз или ее семье? Это абсурд. Малышку все обожали, а я всегда приносила ей подарки.

— Да, мне говорили.

— А вот у Шлуттерхозе с женой наверняка был мотив. Например, если они где-то читали о выставке Неда, то могли подумать — не разбираясь в таких делах, — что художник, о котором пишут в газетах, непременно богат. А как проще всего выманить у него деньги? Выкрасть его дочь! И зачем мне требовать выкуп? Я гораздо состоятельнее Гиллеспи, полиции это должно быть известно. Разве не очевидно, что у меня нет ни малейшего мотива, зато у этих людей он определенно есть?

— Беда в том, — сказал Каски, — что в Шотландии судебной системе плевать на мотивы. Полицию и прокурора не интересуют никакие «почему», мисс Бакстер. Они хотят знать одно — «кто?».