Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 70

Тон письма показался Аденауэру в целом примирительным. Он быстро направил в Москву ответ. Не акцентируя внимания на политических оценках, дал согласие на переговоры о торговле и научно-техническом сотрудничестве. Здесь ему виделась возможность добиться реальных результатов. В конце июля 1957 года в Москву отправилась представительная делегация для подготовки текстов договоров, подписание которых договорились провести в Бонне.

Появление в космосе первого советского спутника вызвало шок у западных политиков. Такого события ждали, но были уверены, что первый запуск осуществят американцы. И тут сообщение из Москвы… Аденауэр по-своему оценил событие. Американцы теперь наверняка выйдут из состояния благодушия. Поймут, что Советский Союз стал сильнее экономически и сделал большой шаг вперед в производстве вооружений. Отныне американцы не могут считать, что бомбардировщики на базах, опоясывающих СССР, дают им полное превосходство. В России появились межконтинентальные ракеты, обладающие возможностью прямо атаковать Соединенные Штаты. Защиты от них нет. Тем более нет таковой у Европы.

Внимательно следил Аденауэр за Совещанием коммунистических и рабочих партий стран восточного блока, состоявшимся в Москве в ноябре 1957 года. Он сделал вывод: главной целью этих правящих партий остается способствовать торжеству коммунизма во всем мире. Более того, коммунисты не исключали и немирный путь, то есть возможность применения силы для осуществления поставленных задач. Опасность для всего западного мира возрастает, ибо Советский Союз за счет межконтинентальных ракет добился военного превосходства над Соединенными Штатами.

Аденауэр видел единственную возможность предотвращения надвигавшейся угрозы: не прекращая контактов с Советским Союзом с целью добиться разрядки международной напряженности и конкретных шагов по разоружению, активизировать деятельность НАТО, повысить ее оборонный потенциал.

…Переговоры в Москве затягивались. Глава немецкой делегации посол Рольф Лар по указанию Бонна пытался увязать заключение договоров с вопросом о репатриации немцев — жителей бывших территорий Германии, отошедших к СССР, а также специалистов, вывезенных после войны с семьями из Германии. Все они получили советское гражданство. Лар утверждал, что в посольство ФРГ в Москве поступило 80 тысяч заявлений с просьбами о репатриации в Федеративную Республику. Топтание на месте шло и из-за того, что советскую делегацию не интересовали товары массового потребления и другая готовая продукция, которую предлагала немецкая сторона. В ФРГ намеревались закупать технологии и оборудование, имея в виду наладить производство у себя в стране.

В марте 1958 года Аденауэр дважды беседовал со Смирновым. В первой беседе он сказал послу, что дал указание Лару сидеть в Москве до тех пор, пока не будет достигнут позитивный результат. Разговор зашел о германских делах.

— Два германских государства — это та реальность, с которой мы обязаны считаться, — сказал Смирнов.

Аденауэр подумал и спокойно возразил:

— Без поддержки Москвы руководители ГДР останутся у власти не более 24 часов. 17 миллионов немцев никогда не станут коммунистами. — Канцлер подыскивал выражения, чтобы не обострить беседу. И все же не удержался от прямых оценок. — Вы господствуете над ними и вызываете сочувствие к ним у нас и во всем мире. Для меня воссоединение в первую очередь человеческая проблема, а не национальная. Россия, сделав возможным воссоединение, приобретет друга в лице Германии. Возрастет ее международный авторитет. Настанет длительный период мирного развития. Советские руководители получат возможность успешно решать внутренние проблемы.

Интересный поворот произошел во второй мартовской беседе.

— Мне хотелось бы внести новый элемент в обсуждение германских дел, — сказал Аденауэр. — Прошу вас, господин посол, направить в Москву мой запрос: не согласится ли советское руководство предоставить ГДР нейтральный статус по австрийскому образцу?

Смирнов удивился и смутился, ушел от прямого ответа. Он понимал невозможность такого решения, хотя бы потому, что ГДР вышла бы из организации Варшавского договора, а ФРГ осталась в НАТО. Посол сообщил в Москву о вопросе канцлера, но предложил не возвращаться к нему в последующих контактах.

Через месяц Аденауэр в беседе с первым заместителем Председателя Совета Министров СССР А. И. Микояном сказал, что австрийский вариант дал бы немцам в ГДР возможность свободно выразить свою волю и, таким образом, создал бы предпосылки для воссоединения Германии. Микоян ничего не ответил. Больше канцлер об этом не заговаривал.

Некоторое время спустя Хрущев в разговоре с журналистами заявил, что если бы советский государственный деятель одобрил предложение Аденауэра об изменении статуса ГДР на австрийский, то его сочли бы сумасшедшим.

Переговоры в Москве заканчивались. Развязку с возвращением немцев нашли следующим образом: советская сторона выразила готовность рассматривать заявления о репатриации каждое в отдельности и таким же образом принимать решения. В начале апреля 1958 года состоялось парафирование выработанных, наконец, текстов соглашений. Главным из них стал Общий договор о торговле и мореплавании. Он определял условия торговли и закреплял принцип наибольшего благоприятствования. Оговаривалось открытие торговых представительств в Москве и Бонне. К Общему договору примыкало соглашение о товарообмене и платежах, в котором определялись объемы и виды товаров на ближайшие годы. Отдельный договор предусматривал содействие сторон в осуществлении консульских обязанностей.

Подписание договоров решили провести в конце апреля. Вскоре стало известно, что для этой цели в Бонн прибудет первый заместитель Председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян. Аденауэр выразил удовлетворение уровнем советского представителя.

Микоян прилетел на новом реактивном самолете Ту-104 во Франкфурт. Посадочная полоса аэродрома Кёльн/Бонн оказалась слишком короткой для лайнера. Встречали его Брентано, статс-секретарь Шерпенберг и другие официальные лица. Канцлер распорядился, чтобы все прошло достойно, с учетом высокого положения гостя. Специальным поездом направились в Бонн. В этот же день состоялось подписание договоров.

На пресс-конференцию собрались три с половиной сотни журналистов. Микоян держал себя свободно. На острые вопросы отвечал в русле известных советских позиций, но умело оперировал остроумными оборотами и шутками. Присутствовавшие остались довольны и писали о Микояне благожелательно.

Вечером Брентано дал прием на Петерсберге. Гости любовались прекрасным видом на Рейн и Бонн, набережная которого сверкала цепочкой огней. Представители промышленно-финансовых кругов говорили о готовности торговать с Советским Союзом. Официальную речь Брентано выдержал в вежливых тонах.

Благодушная атмосфера разрушилась, когда выступил Микоян. Он вынул из кармана заготовленный в Москве текст и зачитал его. Отметив положительное значение торгового договора, московский гость заговорил о западногерманских милитаристах и реваншистах, обвинил средства массовой информации ФРГ в разжигании вражды по отношению к советскому государству и его союзникам.