Ференц Лист - Мария Залесская Страница 70

Революция быстро перекинулась из Франции в Германию и Австрию. Уже 27 февраля в Бадене прошли массовые народные собрания и демонстрации. 3 марта выступили рабочие Кёльна, 6-го числа начались волнения в Берлине, 13 марта вспыхнуло народное восстание в Вене; 15 марта — в Пеште. Одним из лидеров Венгерского восстания стал поэт Шандор Петёфи [366]. Подъем национального духа чувствовался во всех слоях общества.

Под влиянием революционных событий Лист сочинил для мужского четырехголосного хора, солиста, вокального квартета и фортепьяно «Хор рабочих» (Arbeiterchor) [367], прославляющий борьбу за свободу людей труда. Тогда же им был написан вокальный квартет для мужских голосов «Веселый легион» (Die lustige Legion), посвященный созданному в Вене Академическому легиону [368].

Однако не стоит делать из Листа идейного революционера — его идеальные убеждения практически не соотносились с реальной политикой. Листу было свойственно общее для всех гуманистов его времени сострадание к беднейшим слоям общества и желание улучшить их долю. Каким образом? Уж конечно, не путем насилия и крови!

В отношении парижской революции 1848 года Лист проявил себя как стопроцентный романтик. Для него было главным, что поэт Ламартин вошел в правительство. Это ли не доказательство того, что вскоре всё изменится: отношение к искусству как к средству развлечения, отношение к художнику как к прислуге? Раз поэт управляет государством, значит, скоро искусство будет править миром и общество станет идеальным!

Вот истинная причина восторженного отношения Листа к революции. А если учесть, что в результате подъема национального духа, вызванного политическими потрясениями, появилась надежда на обретение родной Венгрией независимости, картина становится полной.

Интересно сравнить «революционное кредо» Листа с идеалами его «рокового друга» Рихарда Вагнера — эти две личности трудно рассматривать по отдельности.

В то время когда Лист только начинал в Веймаре театральную деятельность, Вагнер в Дрездене уже с горечью убедился, что реформа театра, которой он добивался, в тогдашних условиях неосуществима: те, чье искусство продажно, никогда не отдадут бразды правления без борьбы. Нужна революция, которая сметет без сожаления несправедливость существующего строя, позволит появиться новому человеку, способному создать новое искусство.

Очевидно, что политическая революция не имела ничего общего с той идеалистической культурной революцией, о какой мечтали Вагнер и Лист, овеянной романтической идеей достижения идеального мира, призыв к которому есть первейшая задача художника.

В «Искусстве и революции» Вагнер емко обобщает цели своей революции, прекрасно отдавая себе отчет, что сил искусства для переустройства мира явно недостаточно: сначала нужно завоевать ту арену, на которой могло бы развиваться свободное искусство. «Когда же общество достигнет прекрасного, высокого уровня человеческого развития — чего мы не добьемся исключительно с помощью нашего искусства, но можем надеяться достигнуть лишь при содействии неизбежных будущих великих социальных революций, — тогда театральные представления будут первыми коллективными предприятиями, в которых совершенно исчезнет понятие о деньгах и прибыли; ибо если благодаря предположенным выше условиям воспитание станет всё более и более художественным, то все мы сделаемся художниками в том смысле, что, как художники, мы сумеем соединить наши усилия для коллективного свободного действия из любви к самой художественной деятельности, а не ради внешней промышленной цели» [369].

Лист мог бы подписаться под каждым словом!

При этом сострадание беднейшим слоям общества играло и для Вагнера не последнюю роль. Он признавался, что «всегда поневоле принимал сторону тех, кто страдал, и никогда никакая созидательная идея не могла заставить его отречься от этой симпатии». Что уж говорить о Листе, для которого гуманизм был основой мировоззрения; достаточно вспомнить его нравственные терзания после поездки в Лион.

Итак, в событиях 1848–1849 годов и Вагнер, и Лист видели лишь «проявление духа Революции» и идеализировали его. Другими словами, были верны революционному романтизму.

Между тем Каролина Витгенштейн решилась, наконец, покинуть Российскую империю. Продав одно из своих имений, она вместе с дочерью Марией направилась в Силезию, в Кшижановице (Krzyzanowice), в имение друга Листа, Феликса фон Лихновского (кстати, в 1794–1796 годах там по приглашению деда Феликса, Карла фон Лихновского (1761–1814), гостил Бетховен).

Двадцать шестого марта Лист выехал из Веймара для встречи с любимой. Его волнение день ото дня усиливалось. Российская империя в связи с революционными волнениями в Европе закрывала границы. Сможет ли Каролина выехать беспрепятственно? Две недели тяжелого ожидания… Наконец влюбленные воссоединились.

Вторую половину апреля Ференц и Каролина провели в Греце — другом имении гостеприимного князя Лихновского, где Лист уже жил два года назад. Прежде чем отправиться в Веймар, они решили немного попутешествовать. Лист очень хотел показать Каролине места своего детства. Возможно, он подсознательно стремился излечить незаживающую рану от обиды, нанесенной ему Мари д’Агу, не раз отказывавшейся ехать на его родину.