Деникин - Георгий Ипполитов Страница 70

Произвести испытание верности полевой жандармерии не пришлось. Генерал С. сам умолял не оставлять его в должности и отпустить:

— Бог знает, чем это кончится…

Антон Иванович начинает с комитетами гладиаторский поединок.

В апреле 1917 года начальник штаба ставки верховного главнокомандующего в предписании № 685 начальнику штаба Юго-Западного фронта предупреждает о недопустимости насильственного удаления комитетами начальствующих лиц, считая, что это «является демократизацией армии».

Деникин от имени главковерха приказал: во всех подобных случаях принимать самые настойчивые меры нравственного и служебного воздействия для возвращения удаленных начальников к своим частям, «даже если бы пришлось поступиться их тяжелым нравственным состоянием: выборное начало гибельно для армии». В случае полной невозможности возвращения офицеров, следует прикомандировывать их к другим частям, выводить в резерв; строевые и штаб-офицеры могут направляться через запасные полки в новые строевые части; офицеры гвардейских частей, которые не могут оставаться в своих частях, следует отправлять на другие фронты.

В директиве генерала Деникина налицо продуманные меры, однако в жизнь проводить было трудно из-за прогрессирующего разложения армии: комитеты плодились как грибы после дождя. Планировалось их комплектовать из всех категорий военнослужащих. В приказе по войскам Петроградского военного округа от 26 марта 1917 года утверждалось, например, создание ротных, батальонных комитетов в составе 1 офицера и 4 солдат.

Но на практике, как правильно подметил Деникин, верховодили солдаты. Комитеты являлись большими и дорогостоящими организациями. Содержание их обходилось казне в 250 тысяч рублей в месяц. Впечатляет и то, что в целом по армии число членов в комитетах различных уровней достигло почти 300 тысяч человек, оторванных от выполнения своих непосредственных обязанностей.

Причем в их числе преобладал, по меткому выражению Антона Ивановича, «не настоящий боевой элемент», а те, кто могли покорить солдатское сердце «хорошо связанной речью, внешней политической полировкой, вынесенной из откровенной партийной литературы».

Характерно, что еще находясь в ставке, Деникин включился в кампанию по обвинению Ленина в шпионаже в пользу Германии. В то далекое время его явно устраивали бездоказательные компрометирующие материалы, введенные в оборот А. Г. Амалинским.

Небезынтересны в данной связи свидетельства М. Д. Бонч-Бруевича, утверждавшего, что Деникин принудил вернувшегося из немецкого плена прапорщика Ермоленко дать показания в контрразведке ставки, что Ленин — агент германского штаба.

«Контррразведка штаба верховного главнокомандующего находилась в это время в ведении генерала Деникина, человека морально нечистоплотного, — писал М. Д. Бонч-Бруевич… — Не было сомнений, что все остальные показания возвратившегося из плена прапорщика были написаны им, если не под диктовку Деникина, то с его благословения…»

Не вступая в полемику, отметим, однако, два момента, не вызывающие возражений: генерал Деникин пользуется для доказательства своих взглядов материалами сомнительного характера; Бонч-Бруевич заведомо бездоказательно обвиняет Деникина в моральной нечистоплотности.

Это при том, что современная историческая наука до сих пор не внесла полную ясность в вопрос, а был ли Ленин немецким шпионом? [48]…

Однако для генерала участие в антиленинской кампании — это всего лишь возможность притормозить разложение армии.

Степень приобщения Антона Ивановича к политической деятельности стала таковой, что он уже не мог не заниматься ею даже после ухода из ставки главковерха.

Но он еще не ведал, какие жесткие политические баталии ждут его впереди…

Начиная с определенной точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Главковерх Брусилов читал рапорт генерала Деникина:

«На окраине селения меня ждал не построенный полк, а толпа стоящих и сидящих солдат. Без оружия, без поясов, многие босы или без фуражек, с папиросами в зубах. Эта одичалая толпа почти не ответила на мое приветствие. Заставить выслушать всех мешал общий гул и дикие отдельные выкрики. Пришлось говорить лишь с ближайшими, стараясь уяснить себе настроения солдат. Нет возможности передавать вопросы и ответы этих сбитых в банду людей.

Всяческие напоминания о долге перед Родиной, повиновении начальству, Временному правительству, министру Керенскому вызывали или бурю негодования, или бессмысленную полуругань, полуиздевателъство. Перестали верить всем, не верили сами себе. О наступлении говорили почти с яростью, уверяя, что все это выдумало начальство, которое хочет всех погубить.

Во время моих уговоров о необходимости наступать раздавались крики, кто хочет, пусть наступает, а мы не пойдем. Эти крики подхватились дружно возбужденной толпой. Картина полного разложения полка была очевидной с первых же минут разговора с ними…

…В этой банде большевиков было делать нечего.

Никакие причины, конечно, не снимают нравственной ответственности перед Родиной с нас, с начальников…

Но сто крат будет ужаснее и беспощаднее приговор истории над теми, кто, взяв в руки власть, не обрушил всей силы ее, всей беспощадности на сеющих анархию за немецкий счет».

Тяжело вздохнув, главковерх хорошо отточенным карандашом наложил на рапорте резолюцию: «Все это печально, но я это знаю…» [49]

Не лукавил Брусилов: действительно, все он знал. Сам еще раньше посылал тревожные сигналы власть имущим (см. Приложение 8). Только реакции почти никакой…

Да, попал Антон Иванович с первого дня своего главнокомандования армиями Западного фронта в вулкан политических страстей… Политика здесь строилась на крови, обильно пролитой в позорное летнее наступление русской армии.

На фронте в солдатской массе все больше правили бал партии большевиков и эсеров. Они завоевывали солдатские сердца, проклинавшие всем опостылевшую войну, столь изголодавшиеся по миру и земле, не только умением, но и, что немаловажно, числом. С мая по октябрь 1917 года в 103 фронтовых частях функционировали организации РСДРП (б), объединявшие 3787 членов. А в 12-й армии даже осенью 1917 года насчитывалось более 150 партийных организаций эсеров с 60 тысячами членов.

К своеобразию обстановки, в которой Антон Иванович начал политическую деятельность на Западном фронте, следует отнести то, что традиционное боевое предназначение военачальников оперативно-тактического звена, в силу развития революции, было резко деформировано.