Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский Страница 71

Толпа вновь отхлынула, и из нее вышел Иисус. Он шагнул в портик, подошел к одному из столов, на котором лежали монеты, и толкнул этот стол прочь от себя, так что стол опрокинулся, и монеты посыпались на пол и на колени сидевших менял. Те вскочили и попятились к стене. А на Иисуса угрожающе двинулся хищноглазый надсмотрщик. Он что-то крикнул и замахнулся рукой. Но что было дальше, Филипп не видел, так как в этот момент сзади на него снова нахлынула людская толпа и сильно и больно притиснула к колонне.

А когда Филиппу удалось оттолкнуться от колонны и освободиться, он увидел, что Петр держит хищноглазого за руку, а тот сидит уже на корточках и скрипуче скулит:

— Больно! Пусти! Больно, сволочь!

Филипп увидел также, что Иисуса уже окружили его ученики-охранники, и не двое, а четверо. А за спиной у Христа Симон Зилот командует остальными своими людьми, и те пока сдерживают наседающую толпу.

Тут какой-то крепыш, видимо напарник хищноглазого, решил прийти на помощь своему скулящему товарищу. Но в последний момент между ним и Петром возник вдруг Иаков Малый и так умело боднул головой заступника, что тот опрокинулся навзничь.

А слева Фаддей опрокинул еще один стол. И чуть дальше Иаков Зеведит с такой силой ударил кулаком по меняльному столу, что монеты брызнули в сторону и зазвенели по мраморному полу.

А справа другие ученики стали переворачивать столы и разбрасывать деньги.

И снова подхватило Филиппа и повлекло вдоль колоннады в сторону торговцев голубями.

А там уже не было ни Иисуса, ни апостолов, ни учеников. И какие-то совершенно посторонние люди опрокидывали скамьи и раскидывали клетки. Грохот и гам стояли несусветные. И громче остальных вопила какая-то женщина в красном плаще. Глаза ее сверкали темным яростным огнем, лицо так сильно было перекошено, что в первый момент Филипп даже не узнал ее и лишь потом догадался, что это кричит и беснуется Мария Магдалина. А Марфа пытается ее успокоить. А Мария Клеопова, сестра Марфы, стоит, прижавшись к колонне, ноги у нее подгибаются, глаза закатились, вот-вот грохнется в обморок.

Филипп кинулся поддержать женщину. Но дорогу ему преградил копьем храмовый стражник.

— Подержи копье! — радостно приказал он. — Дай я им тоже что-нибудь переверну!

Всучив свое оружие Филиппу, стражник схватил большую плетенку, выпустил из нее двух голубей, а плетенку перевернул и надел на голову стоявшей рядом продавщице — той самой, которая недавно подмигивала Филиппу.

— Пусть птицы летят. А ты, стерва, посиди у меня в клетке, — сказал воин. И портик взорвался и вспыхнул смехом и свистом.

И громче всех, засунув два пальца в рот, свистела Мария Магдалина. И Марфа уже не удерживала ее, а заливисто смеялась и хлопала в ладоши.

Филипп отшвырнул в сторону копье стражника и кинулся к Марии Клеоповой, которая уже успела потерять сознание и теперь лежала на мраморном полу, завалившись на бок.

Филипп осторожно приподнял ее, бережно прислонил к колонне и с перекошенным от гнева и ужаса лицом обернулся к беснующейся толпе, набрав в свою впалую грудь как можно больше воздуха, чтобы крикнуть страшно и сокрушающе.

Но в последний момент понял, что кричать ему не нужно, потому что люди вокруг уже перестали смеяться и улюлюкать и под сводами портика воцарилась внезапная тишина.

Филипп увидел, что Петр пытается снять с торговки натиснутую на ее голову клетку, что Зилот нагнулся и поднимает с пола брошенное копье. А позади них в окружении учеников-охранников стоит Иисус и смотрит, как показалось Филиппу, прямо на него и только на него.

— Возьмите это отсюда и дом Отца Моего не делайте домом торговли, — прозвучал голос.

И в первый момент Филипп не понял, кому этот голос принадлежит. И стал озираться по сторонам. И даже во двор выглянул. И увидел в небе стаю голубей.

Голуби сперва кружили над Храмом. Затем три птицы отделились от общей стаи и полетели на запад: сначала над городским предместьем в сторону Горы Черепов, а от нее, от Голгофы, повернули на юг, пролетели над водоемом Езекии, над Яффскими воротами, над западной стеной дворца Ирода Великого и опустились в дальнем саду, позади претория, возле беседки, увитой диким виноградом.

Пятый час дня

Три вырвавшихся на свободу голубя пролетели над Верхним городом и опустились на смоковницу в дальнем саду дворца Ирода Великого, неподалеку от беседки, увитой диким виноградом.

Два человека возлежали на ложах перед низким столиком. Один был молод и голубоглаз, другой — заметно постарше, с пепельного цвета волосами и с морщинами на лбу. Оба одеты были по-домашнему. На молодом была шелковая римская туника, на пожилом — грубый греческий хитон. Первого звали Луций Понтий Пилат, второго — Корнелий Афраний Максим.

Видно было, что они недавно разместились на ложах и только что отпустили слуг, которые накрыли им завтрак.

Пилат смотрел на прилетевших голубей, то ли улыбаясь, то ли просто щурясь от солнца, а Максим внимательно и словно растерянно разглядывал стоявшие на столе кушанья.

— Голуби, — задумчиво произнес Пилат, и на щеках у него появились две ласковые ямочки.

А Максим осторожно дотронулся до серебряной чаши, медленно провел пальцем по ее тонкому ободу и удивленно спросил:

— Капуста?

— Красивые птицы, — ответил Пилат. — На мой взгляд, их справедливо называют птицами сладострастия.

— Зачем ты велел подать капусту? — спросил Максим, не отрывая взгляда от изысканно сервированного стола.

— Ты что, не любишь голубей? Тебя, наверное, раздражает их назойливое воркование? — в свою очередь спросил Пилат.

— Я всех птиц люблю… Но больше других мне нравятся воробьи, — с неохотой ответил Максим.

— Воробьи? Воробей — тоже птица Венеры. И раз ты любишь воробьев, голуби тоже должны тебе нравиться, — сказал Пилат.

— А это никак улитки в вине? — спросил Максим, переводя взгляд на плоскую хрустальную вазу, в которой что-то чернело и плавало.

— Но почему три голубя? Голуби обычно парами летают. И вон, явно влюбленная парочка прилетела… Спрашивается — зачем третий лишний за ней увязался? — спросил Пилат.

И тут оба возлежавших, словно по команде, повернулись наконец друг к другу и замолчали, друг друга внимательно разглядывая.

Первым нарушил молчание Пилат.

— Обычно Эпикур объясняет свойства и достоинства кушаний, — заговорил префект Иудеи. — Но сегодня я просил его не выходить к столу. Так что придется тебе довольствоваться моими дилетантскими пояснениями… Капустные листья — фирменное блюдо Эпикура. Он прямо-таки помешан на капусте. Сам выращивает пять или шесть сортов. Другие сорта покупает на рынке.

— Знаю, — откликнулся начальник службы безопасности. — Однажды он попросил меня достать ему капусту с Кавказских гор, используя мои армянские каналы…