Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон Страница 71

Как и Бентинк, который считал Маколея чудом, он верил, что Индостан можно спасти только в одном случае — «если смоделировать его по английскому типу» [788]. Поэтому он выступал за свободу прессы и равенство перед законом. В частности, как утверждалось в его знаменитых протоколах, этот человек верил, что индусам следует получать западное образование и учить английский язык.

Не нужно говорить, что его предположение о превосходстве европейского обучения получило резкое осуждение — не в меньшей мере потому, что было выражено в очень резких и язвительных выражениях. Хотя Маколея учили верить в Голиафа и Мафусаила, в землю, по которой текли молоко и мед, он с пренебрежением относился к индийской истории, где было много «королей ростом в тридцать футов, которые правили тридцать тысяч лет, а география состояла из морей патоки и морей сливочного масла» [789].

Но его конечная цель не раскрывалась. Маколей стремился подготовить индусов к независимости и научить их принимать европейские институты управления. Так британская цивилизация одержала бы победу, даже когда ее власть исчезнет. Ведь цивилизация Древнего Рима пережила уход кесарей.

Британская империя была империей убеждений и мнений. Консерваторы вроде лорда Элленборо выступали против распространения западного образования как раз потому, что оно подрывало британское правление. Но Маколей объявил: «Конец правления будет днем самой большой гордости в английской истории». (При условии, что его соотечественники оставят империю, неподверженную разложению — «нерушимую империю нашего искусства и нашей морали, нашей литературы и наших законов») [790].

Это стало бы наследием, которое были готовы принять многие индийские националисты. Более того, они ценили английский, как, так сказать, «лингва-франка», общепринятый язык Индостана, ставший (в основном, благодаря Америке) латынью современного мира. Английский сделался языком освобождения.

Стремление к реформированию Индии по европейскому типу продолжалось до 1857 г. Скорость менялась, как и последствия. Вестернизация, которая в итоге породила либеральный национализм, изначально привела к консервативной революции.

Конечно, все не было так просто. Индийское восстание сипаев оказалось смесью военного мятежа, политического переворота, религиозной войны, крестьянского бунта и расовых беспорядков. Это была реакция на все обиды — некоторые из них были давними, другие — непосредственными.

С 1813 г., когда пустили христианских миссионеров, британцы казались нацеленными на обращение Индии в свою веру. С этим была связана атака на местные обычаи вроде сати, которую наиболее мощно проводил генерал Напьер. Он обещал действовать в соответствии с обычаями его собственной страны: «Когда мужчины сжигают женщин живьем, мы их вешаем» [791].

Многие индусы считали «большие двигатели социальных улучшений», поборником которых являлся лорд Дэлхауси, — железные дороги, общую почтовую службу, электрический телеграф [792] — атаками на кастовую систему.

Каста сегрегировала людей, а эти инструменты ада сводили их вместе. Деревенские жители считали, что локомотивы «движутся при помощи силы демонов, пытающихся сбежать из железной коробки», в которую их засадили чужестранцы [793].

Маркиз Дэлхауси, самый умелый генерал-губернатор (1848-56) после Уэлсли, расправлялся с оппозицией с патрицианским высокомерием и надменностью. Он реформировал систему налогообложения, убрав откупщиков и признав их «трутнями на земле» [794]. Маркиз пытался улучшить судьбу женщин. Он закончил покорение Пенджаба, золотой «земли пяти рек», гордо добавив «четыре миллиона подданных Британской империи и вставив исторический драгоценный камень императоров-моголов [бриллиант «Кох-и-нор»] в корону собственного монарха».

Дэлхауси захватил Нижнюю Бирму, чтобы «обеспечить нашу власть в Индии». Он аннексировал княжества на Индостане, когда правитель не оставлял после себя прямого наследника, насмехаясь над индийской традицией усыновления. Среди изюминок, которые губернатор вытянул из этого «рождественского пирога» [795], были Джайпур, Удайпур, Нагпур и Оуд.

Более того, Дэлхауси не обращал внимания на предупреждение Напьера о том, что сипаи на грани восстания. У них была плохая дисциплина, низкая оплата, ужасающие условия проживания и неудобная западная форма. Белые офицеры часто называли их «ниггерами» или «суарами» (свиньями). Генерал Энсон, который стал главнокомандующим в 1856 г., никогда не смотрел на индийского часового так, «чтобы не отвернуться в отвращении».

В том же году сипаев стали принудительно отправлять за границу (ранее это делалось добровольно), если им так прикажут. Но даже пересечение «черной воды» нарушало их кастовое положение (обычно высокое). Еще более ужасным для индуистов и мусульман был жир, который использовался для смазывания патронов новых английских винтовок Энфилда (ими заменили мушкеты «Браун Бесс» в 1857 г.) Британцы глупо и неуместно использовали и коровий, и свиной жир.

Командование армии сразу же отозвало «оскорбительные» патроны (которые никогда так и не выпускали массово). Зато теперь сипаи видели нечистоту везде. В первые месяцы 1857 г., во время столетней годовщины победы Клайва при Плесси, ходили и другие слухи, среди них — пророчества о том, что правление продлится всего сто лет. Столь же зловещим было появление чапати — маленьких серых сухих хлебцев, которые люди распространяли по северным провинциям по причинам, которые так и остались тайной.

Высокопоставленные фигуры, планировавшие подрывную деятельность и ниспровержение существующей власти в Индии, а особенно Нана-Сахиб, усыновленный ребенок низложенного правителя маратхи, воодушевлялись из-за неудач Британии во время Крымской войны. Хотя британские офицеры вращались в основном только в своем обществе, некоторые из них почувствовали, что грядет широкомасштабное восстание. В Амбале 5 мая лейтенант Мартино написал: «Я слышу стон урагана, но не могу сказать, каким образом, когда и куда он ударит» [796].