Плач к Небесам - Энн Райс Страница 73

Лишь за час до поднятия занавеса Тонио увидел весь состависполнителей в театральных костюмах.

Публика уже прибывала. В ворота въезжала карета за каретой.В коридорах слышались оживленные голоса, повсюду горели свечи, придавая зданиюпраздничную теплоту, оживляя ниши и закоулки, обычно скрытые вечернимполумраком. Большую гостиную заполнила местная знать, явившаяся посмотретьвыступление певцов и композиторов, которым предстояло впоследствии статьзнаменитыми.

Тонио поспешил в кулисы, и тут его кто-то перехватил. Емудосталась роль солдата, и поэтому одет он был в один из своих самых красочныхвенецианских камзолов, красный с золотой вышивкой и перевязью, спускавшейся сплеча к эфесу шпаги по моде прошлого столетия.

— Сядь сюда, — услышал он женский голос и увидел устены маленький столик с зеркалом.

Тут же на него обрушилось столько пудры, что его черныеволосы приобрели совершенно белый цвет. Он вздрогнул, когда проворные рукиначали прикасаться к его лицу, и завороженно уставился на свое отражение, когдагримирование подошло к концу.

Вид собственных глаз, густо обведенных черным, забавлял иодновременно раздражал его.

Но все лица кругом были такими же раскрашенными.

Глянув в щелочку с краю сцены, Тонио увидел, что ложи ужеполны народу: повсюду белые парики, драгоценности, блестящие атлас и тафта.Тонио отпрянул, почувствовав непонятное волнение, какую-то страннуюнезащищенность.

Не может быть, чтобы он выступал на этой сцене перед всемиэтими мужчинами и женщинами, которые всего шесть месяцев назад... Оностановился и закрыл глаза. Нужно приказать рукам и ногам не дрожать, приказатьсердцу не биться так лихорадочно! Но слезы сдержать ему не удалось.

Хорошо, что он тут же оказался захвачен вихрем активности,бушевавшим за занавесом. В зеркале поодаль он увидел мальчика — себя, такого навид невинного, юного, с таким же безмятежным выражением лица, как у тех мужчинв белых париках, что глядели на него с портретов. И едва его уст коснуласьулыбка, как боль внутри улетучилась, словно по команде. «С каждым разом, —подумал он, — наверное, будет легче».

Ему и в самом деле нравилось то, что происходило вокруг. Иесли в какие-то моменты он и ощущал себя в чем-то униженным, то это чувствобыло похоже лишь на приглушенный звук басовой струны на фоне более красивой исильной музыки. Он коснулся пудры на лице, в последний раз взглянул на своеотражение в далеком зеркале, улыбнулся шире и спокойнее, чем в первый раз, апотом отвел взгляд в сторону.

Маэстро Кавалла проник за кулисы и обеими руками обнялтолько что появившуюся юную богиню с ниспадающими на спину белыми кудрями, сфарфоровой кожей, слегка подрумяненной на щеках, такую хрупкую и прекрасную,что у Тонио перехватило дыхание, когда он взглянул на нее.

Кажется, целую вечность он смотрел на эту роскошную куклу,прежде чем с изумлением понял, что на сцене не могла оказаться женщина. Это былДоменико!

Маэстро Кавалла давал ему последние наставления. Темныеглаза Доменико скользнули в сторону и чуть расширились, едва он увидел Тонио.Его розовые губы при этом самым милым образом изогнулись.

Но Тонио был слишком поражен, чтобы ответить каким-нибудьжестом. Он смотрел во все глаза на стройную талию, розовые кружевные оборки,становившиеся шире и шире по мере приближения к груди, и на едва заметнуюмаленькую расщелину в восхитительной припухлости, сжатой краем розовой ленты.«Это невозможно!» — билась в голове мысль.

Тут, подхватив обеими руками пышные белые атласные юбки,Доменико прошелестел мимо маэстро и на глазах у всех поцеловал Тонио в щеку.Тот отпрянул, словно обжегся. Все рассмеялись.

— Ну, хватит! — сказал маэстро.

Доменико было не отличить от женщины! Чрезвычайно изящно ислегка игриво развернувшись, он прошептал хрипловатым, но нежным голосом, что,конечно же, просто вошел в роль, поскольку ему предстоит быть женщиной насцене. И снова всеобщий смех.

Но Тонио уже отступил в полумрак. На сцену был спущен первыйнабор раскрашенных арок. Большая часть действия должна была происходить вклассическом саду, хотя речь шла вроде бы о древнегреческой деревне и все этисоздания в камзолах и париках изображали сельских жителей.

Джованни, Пьеро и другие кастраты, исполнявшие в спектаклеглавные партии, заняли свои места у выхода, а слуги яростно отряхивали пудру сих камзолов.

Кто-то сказал, что Лоретта очень повезло: графиня пришла, иесли все пройдет хотя бы наполовину так, как должно, то уже на следующий год онбудет писать для театра Сан-Бартоломео.

Лоретта между тем явился за сцену, еще раз предупредилДоменико, чтобы он вступал вовремя, и певец грациозно кивнул.

Лоретта вернулся к клавесину. Огни в зале погасли, осталисьлишь несколько длинных восковых свечей в руках у слуг, стоявших в разных углахзала. За кулисами кто-то споткнулся о декорации, но потом занавес зашелестел, иоркестр вступил со всем бурным блеском, на какой способно великое собраниемузыкантов какого-нибудь королевского театра.

* * *

Эта ночь длилась и длилась и была наполнена самыми разнымипроисшествиями и снова и снова повторявшимся волшебством прекрасного действа,происходившего перед рампой, где в присутствии публики вдохновенно пелмаленький ансамбль одаренных мальчиков. Звуки взмывали к небесам и обрушивалисьвниз водопадом переливов, а над всем царил голос Доменико, как божественнаяфлейта в волшебном лесу. Огни рампы окружали его сверхъестественным светом, онпередвигался по сцене с чрезвычайной грациозностью и время от времени дарилТонио лучезарную улыбку.

Голова у Тонио уже совершенно раскалывалась к тому времени,как он сам вышел на сцену, и, подхваченный величайшим возбуждением, ощутил домозга костей, что и он является теперь частью этой великолепной иллюзии. Онслышал, как его голос оттеняется голосами вокруг, и, видя там, где должна бытьпублика, лишь еле заметное мерцание, чувствовал ее незримое присутствиеповсюду.

Аплодисменты, разразившиеся после финала, были громоподобны.

Вряд ли что другое помогло певцам так разделить общийподъем, как то, что они все взялись за руки перед занавесом. Поклоны продолжалисьи продолжались. Кто-то шепнул, что Доменико теперь обеспечена слава. Он, мол,спел лучше, чем поет кто-либо еще в Неаполе. «А уж Лоретта! Вы толькопосмотрите на него!»

Маэстро Кавалла протиснулся за занавес и принялся обниматьвсех своих учеников по очереди, пока не добрался до Доменико. Он сделал вид,что хочет наградить шлепком эту красотку, что было встречено взрывомхрипловатого смеха.