Распутник - Грэм Грин Страница 8

В Оксфорде же юному Рочестеру стало не до учебы. «Дух времени, — написал позднее Бернет, — взыграл в нем с такой силой, что он забросил науки — и вернуть его на этот путь не представлялось больше никакой возможности»; хотя и трудно поверить, что «погоня за наслаждениями», в которую он пустился, судя по стихам, написанным под псевдонимом Сент-Эвремон [19], могла означать для тринадцатилетнего подростка что-то большее, чем шумные дружеские застолья и полумальчишеские проделки. Приписываемые Рочестеру стихи на возвращение короля чересчур похожи на Роберта Уайтхолла, и Энтони Вуд и впрямь свидетельствует, что это стихотворение, как и еще одно, на смерть принца Оранского, опубликованное год спустя, на самом деле написаны «наставником». Можно себе представить, какое удовольствие приносило автору «Эпиграмматических истолкований» выводить на бумаге строки вроде «Шаг Смерти множит ряд мужских могил» (тем более что тот же «шаг» оказывается в другой строфе «размеренным»). «Ученик» писал по-другому. Его стихи, в которых отсутствует присущее Уайтхоллу верноподданничество, не грешат и эмоциональной уклончивостью. В них неизменно дышит чистое и прямое чувство — будь это презрение, любовь, интеллектуальное сомнение, похоть или злоба.

[20]

В Оксфорде он проучился недолго. Поступил 23 января 1660 года — и уже 9 сентября 1661 года был произведен в магистры искусств (что, как правило, требует семилетнего обучения), причем ректор университета «страстно поцеловал его в левую щеку, а затем уселся на председательское место и не покидал его до окончания церемонии». Следует отметить, что ректором был лорд Кларендон — тот самый человек, который еще восемь лет назад в письме к Уилмоту-старшему назвал Джона «прекрасным мальчиком», а еще через два года будет усиленно и успешно хлопотать о том, чтобы молодому человеку досталась в жены обладательница самого большого на всем западе страны приданого. При этом Кларендон терпеть не мог Уилмота-старшего и рассорился с леди Уилмот из-за того, что она заступилась за полковника Хатчинсона. Так что Уилмот-младший должен был завоевать его симпатию сам. Даже в столь юном возрасте Джона отличали острый ум, привлекательная наружность и широкие познания. А еще через шесть лет, уже будучи пэром, Рочестер не только подписал протест ряда членов Палаты лордов против отмены импичмента бывшему ректору с поста лорда-канцлера, уже проведенного через Палату общин, но и обрушился на защитников Кларендона с пламенными стихами:

Тщеславье, похоть, злость — вот чем живет

И губит королевство жалкий сброд

Дворянства беспоместного; пора б

Передушить крикливых этих жаб…

Так что, выходит, престарелый государственный муж сердечно поцеловал четырнадцатилетнего магистра искусств совершенно напрасно.

21 ноября графу Рочестеру выдали подорожную — и он в сопровождении сэра Эндрю Бэлфура, известного ботаника и во всех смыслах надежного вожатого, отправился, как это было принято, в длительную поездку по Франции и Италии. Скорее всего, именно в этом путешествии он впервые встретился с тоже отправившимся на континент Гарри Сэвилом, который станет самым верным из его друзей. Сэвил преподнес Рочестеру в дар четыре серебряных кубка вместимостью в пинту каждый (и, если верить свидетельствам Бернета и «Сент-Эвремона», даже в четырнадцать лет юный граф использовал эти кубки по прямому назначению), которые уцелели до сих пор. В начальной школе Рочестера приучили читать Горация и любить поэзию, в Оксфорде — пить до дна в стремлении перещеголять родного отца.

«Кареты в парке Сент-Джеймс» [21]

Обладательницу богатого приданого выставили на торги в Сомерсете двое ее опекунов — отчим, сэр Джон Уорр, и дед, лорд Хаули. Имея в виду собственного сына Хинчингбрука, предложением заинтересовался граф Сэндвич. Джон Уорр ответил ему 17 декабря 1664 года:

Я имел честь получить через мистера Мура письмо Вашей светлости, и еще одно письмо было адресовано лорду Хаули; что же касается предложения, сделанного в обоих письмах, мы не вправе ответить на него положительно, не нарушив при этом слова, данного герцогу Ормонду, обратившемуся к нам с аналогичным предложением от имени своего сына Джона в ходе пребывания в нашем графстве нынешним летом; это слово, пусть и не окончательное, все еще в силе, и дело должно в самое ближайшее время разрешиться тем или иным образом; пока этого не произошло, мы не можем дать Вашей светлости определенного ответа; однако, поверьте мне, Ваша светлость, я отношусь и к Вам лично, и ко всей Вашей семье с превеликим почтением и готов выполнить любые Ваши поручения и пожелания в той мере, в какой я волен их выполнить.

Преданный слуга Вашей светлости

Дж. О. Уорр

Сохранилось и ответное письмо лорда Хаули — человека глубоко преклонного возраста и, насколько можно судить, скрыто, но безудержно алчного:

Мистер Мур передал мне письмо Вашей светлости; мы с сэром Джоном Уорром ознакомились со сделанным в нем предложением, и причины, по которым мы не можем откликнуться на него, изложены в прилагаемом письме Уорра, поэтому я не стану докучать Вашей светлости простым повторением. Если погода позволит ездить верхом, я прибуду в Оксфорд на Рождество и получу возможность лично засвидетельствовать Вашей светлости свое почтение, пока же искренне заверяю Вас в том, что у Вашей светлости нет более верного и преданного слуги, чем нижеподписавшийся.

В обоих письмах ни словом не упоминается сама девица, Элизабет Малле из Инмора, Сомерсет, которую Энтони Гамильтон однажды назвал «печальной наследницей». Она была красива по канонам своего времени (а ее руки назвали бы красивыми в любую эпоху) и богата (с ежегодным доходом более двух тысяч фунтов), и от претендентов на ее руку не было отбою (одним из предполагаемых женихов был виконт Хинчингбрук, сын лорда Сэндвича, а другим — лорд Джон Батлер, сын герцога Ормонда); кроме того, она была умна, свободолюбива и, как выяснилось в дальнейшем, обладала изрядным терпением и, не в последнюю очередь, милосердием. Но ни Хинчингбруку, ни Батлеру она не досталась. В самом конце 1664 года вернулся из путешествия по европейскому континенту еще один соискатель — и Генри Беннет, будущий граф Арлингтон, тут же написал лорду Сэндвичу: