Иллюзионист - Анита Мейсон Страница 8

— М-м-м-милосердие, — предложил Деметрий.

— Милосердие? Я и так проявил милосердие, глупый мальчишка. Я мог бы послать тебя к губернатору, а тогда, если бы факт кражи был доказан, тебя распяли бы.

Деметрий всегда думал о смерти как о чем-то относящемся к другим. Теперь речь шла о его собственной смерти, и он почувствовал, как у него внутри возник холод, который стал распространяться по всему телу, пока не достиг кончиков пальцев на ногах и руках. Он заплакал.

Магистрат безучастно ждал, пока Деметрий не успокоится. Когда, выждав какое-то время, он увидел, что Деметрий продолжает плакать, неподвижное лицо магистрата передернулось от нетерпения.

— Где твой хозяин? — резко спросил он. Деметрий подпрыгнул.

— Я не знаю, господин, — сказал он, всхлипывая.

— Хорошо, куда он мог отправиться? Кто его друзья?

— Я не знаю! — рыдал Деметрий.

— Прекрати! — Магистрат со всей силы ударил кулаком по столу. В ужасе Деметрий упал на колени, но охранники вздернули его на ноги.

— Симон из Гитты, — сказал магистрат, — который предпочитает, чтобы его называли Симоном Волхвом. Торговец чудесами, мошенник и юр. Многие на моем месте были бы рады, что избавились от него. Они только обрадовались бы, что он отправился показывать свои чудеса в другой город. Но у меня, по сравнению с другими, слишком развито чувство гражданской ответственности. Я хочу найти его. Я хочу судить его за воровство, мошенничество, колдовство и подстрекательство к нарушению общественного порядка. Я хочу видеть его здесь, в моей тюрьме, в кандалах.

— Подстрекательство к чему? — переспросил Деметрий.

— Что тебе известно о его политической деятельности? — спросил магистрат.

Деметрий был поражен. Он перестал всхлипывать.

— Он не занимается никакой политической деятельностью, — сказал он. — Он просто летает и делает так, что люди видят вещи, которых нет, и предсказывает будущее и всякое такое.

— Я никак не решу, — сказал магистрат, — или ты очень глуп, или очень умен. Пожалуй, я велю тебя пытать.

Новый поток слез убедил его, что это было бы непродуктивно.

— Хорошо, — сказал он наконец, — закон его настигнет. Человек, который так уверен в своей значимости, не способен прозябать в неизвестности. В любом случае за его голову назначена награда.

— Сколько? — спросил Деметрий по давней привычке.

— Как обычно. Тридцать шекелей.

— Тридцать шекелей, — повторил Деметрий. Он никогда не держал в руках и десятой части этой суммы.

Магистрат наблюдал за ним прищурясь.

— Если вы меня отпустите, — решился Деметрий, — я, возможно, мог бы его найти для вас.

— Мне показалось, ты говорил, что не знаешь, где он.

— Я не знаю, — сказал Деметрий, — но я, возможно, смогу узнать.

— Как?

В голове у Деметрия чудесным образом прояснилось.

— Я был с ним два года, — сказал он. — Я научился кое-чему. Например, как находить людей.

— Ты имеешь в виду колдовство?

— Нет, господин. Конечно нет.

Магистрат вздохнул.

— Очень хорошо, — сказал он. — Здесь ты совершенно бесполезен. И я не думаю, что розги чем-то помогут. — Он дал знак охранникам: — Отпустите его.

И Деметрий побрел в город, свободный, без денег, с красными глазами и голодный.

Он увидел какую-то процессию. Мужчины в странных ярких костюмах скакали и танцевали под аккомпанемент цимбал и тамбуринов. Во главе процессии шел ослик, везущий повозку, на которой стояла большая деревянная статуя женщины, украшенная гирляндами, масками и шкурами животных. Посмотреть на процессию собралась толпа зевак, которые посмеивались и иногда отпускали непристойные шутки.

Деметрий обратил внимание, что несколько ярко одетых мужчин ходили в толпе зрителей с кружками для подаяния. Был слышен звук монет, — значит, насмешки не были совсем уж неприязненными. Люди с кружками для подаяния не выглядели голодными — напротив, они были упитанными и гладкокожими, что говорило о безбедной жизни. «Вот неплохой пример для подражания», — подумал Деметрий. Он пошел за одним из попрошаек; кружки у него не было, и он сложил ладони лодочкой.

— Ужасно, — сказал кто-то. — Это следует запретить.

Но несколько мелких монет упало к нему в ладони. Наконец Деметрий понял, что было странным в костюмах. Сначала он был сбит с толку непривычно яркими красками, но костюмы были не мужскими, а женскими.

— Очень хорошо, — сказал мужчина, за которым он шел. — Почему бы тебе не присоединиться к нам?

Примерно в то же самое время, на расстоянии не более сотни миль, секта, утверждавшая, что конец света близок и что лишь ее члены спасутся, была не в почете. Ничего удивительного, поскольку предреканием глобального катаклизма секта не ограничивалась, подрывая также социальные основы общества.

Она разлучала супругов, уводила молодежь от родителей и говорила, что, поскольку конец света близок, людям не имеет смысла заводить семью. В секте была принята общая собственность на вещи, что вызывало презрение у купечества и тревогу у богатых. Секта утверждала, будто раб равен своему господину, что было очевидной, но опасной бессмыслицей. Она пользовалась туманными, но страстными терминами, вроде «царствие», что вызывало тревогу у официальных представителей государственной власти империи. Она утверждала, будто ее основатель, недавно казненный как политический преступник, был не только невинен, но стоял каким-то странным образом выше Закона и даровал подобную привилегию своим последователям, — что навлекало проклятие священников, которые веками были хранителями Закона. Что раздражало более всего, так это нежелание секты сделать что-либо, в чем ее можно было бы недвусмысленно обвинить. Члены секты платили налоги, отказывались отвечать насилием на насилие и продолжали болтать языком.

Естественно, напряжение, создаваемое существованием такой группы, должно было найти выход. Второстепенный руководитель секты, завоевавший репутацию своими магическими способностями и талантливый оратор, столкнулся с группой консервативно настроенных граждан и предстал перед религиозными властями по обвинению в богохульстве. Его друзья утверждали, что обвинение было сфабриковано, и на суде обвиняемый доказал это. В конце своей длинной публичной речи, в которой он напомнил слушателям об их национальной истории и об ошибках их предшественников, он заявил, будто умерший руководитель, почитаемый сектой, был тем самым обещанным Мессией, и утверждал, что ему было видение, в котором этот казненный нарушитель закона и неудавшийся революционер прославлялся на небесах наравне с национальным божеством.

Тогда основой национальной религии и гордостью нации был Закон — свод сложнейших правовых, нравственных и религиозных правил, продиктованный их богом, как верили люди на заре истории. Чтобы соблюдать этот Закон вопреки иностранным захватчикам, их праотцы шли на смерть и видели, как пытают их детей. Допустить, что неуважение к Закону может быть одобрено свыше, было невыносимо. У первосвященников, по сути, не было выбора. Наказанием за богохульство было побивание камнями. Соответственно, виновный был побит камнями, и все согласились, что иначе поступить было нельзя.