Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский Страница 8

Аристарх замолчал. А Натан положил ему руку на плечо и доверительно спросил:

— Ну, и как идет движение? Если я не ошибаюсь, у вас это так называется.

Похоже, молодой человек на короткое время испытал некоторые сомнения. Тогда Натан убрал руку с плеча Аристарха. Лицо преподобного перестало улыбаться и стало официальным.

— Мы свои люди, Аристарх. Мне по моей должности надо знать всё и обо всем докладывать синедриону. Не ты один служишь первосвященнику.

Аристарх всё еще медлил. Затем он обернулся к двум слугам-стражникам, которых он оставил у стены и которые старательно делали вид, что не смотрят в сторону Натана и Аристарха, а тщательно наблюдают за Яффской дорогой.

— Идите на развилку! И как только… Понятно?! Сразу бегите ко мне! — крикнул им Аристарх, а затем повернулся к Натану и стал докладывать радостно и ответственно: — Если позволит преподобный Натан, начну со вчерашнего дня, то есть с субботы. В начале девятого часа дня орел в сопровождении двадцати коршунов вылетел из своего главного гнезда. И тотчас из Кесарии выехал первый гонец, который, естественно, опередил движение, из Антипатриды повернул на Аримафею и к вечеру был уже в Городе. Орел прибыл в Антипатриду около шести часов, то есть в полдень. Там он остановился на отдых. А когда снова вылетел, второй гонец поскакал в Город. Опять-таки через Аримафею. И там, в Аримафее, на всякий случай орла дожидался третий. В прошлом году на праздник Кущей, как, может быть, помнит преподобный Натан, орел использовал именно эту короткую дорогу… Но теперь он не поехал через Аримафею, а направился в Лидду. Там его ждал четвертый. Но четвертый вчера не прибыл, потому что из Лидды орел полетел к морю, в Иоппию, где и заночевал.

— А у кого наместник остановился в Яффе, нам неизвестно? — быстро спросил Натан.

— Четвертый, который прибыл сегодня днем, потому что вчера вечером последовал за наместником, виноват, за орлом, в Иоппию, докладывал лично Святейшему… Да простит меня преподобный Натан…

— Понял, ты не знаешь, — перебил его собеседник и ласково попросил: — Аристарх, заканчивай ты с этими орлами и коршунами. Называй вещи обычными именами. А ко мне обращайся запросто — отец Натан. К чему нам фарисейские церемонии?

— Слушаюсь. Теперь, когда преподобный разрешил мне… Слушаюсь, отец Натан, — поправился Аристарх и продолжал: — Я не знаю, у кого наместник остановился в Иоппии. Но мне известно, что он покинул Иоппию в четвертом часу и около пяти остановился в Лидде на второй завтрак.

— И ты опять не знаешь, у кого он остановился?

— Не знаю, отец Натан… Но из Лидды он выехал в полдень. Об этом нам сообщил пятый гонец. В Эммаус он прибыл в девять часов дня. И тут же в Город поскакал с сообщением шестой вестовой.

— Я смотрю, он не торопится. И едет, как всегда, в жаркое время дня, — заметил Натан.

— Совершенно верно. Он едет то рысью, то шагом. Жара его не смущает. Вернее, для него намного важнее сладко поспать, вкусно позавтракать… В Эммаусе он остановился на обед… И тут я знаю, у кого он остановился! — просияв лицом, доложил Аристарх.

— У кого же?

Подтянув мантию, Аристарх почти на цыпочках приблизился к Натану и некоторое время что-то шептал ему на ухо.

— Узнаю Пилата, — с усмешкой проговорил Натан и спросил: — Он до сих пор в Эммаусе?

— Как только он начнет собираться в путь, седьмой поскачет галопом. Этого последнего гонца мы ждем с минуты на минуту. Как только он прискачет, Святейший выйдет из дворца… Отец Натан ведь тоже будет в свите первосвященника? — с радостной участливостью вдруг спросил Аристарх.

— Нет, нет, отца Натана там ни в коем случае не будет, — рассмеялся священник и, пристально глянув на Аристарха, добавил: — Я, признаться, вообще не пони маю, зачем надо встречать человека, который всё делает для того, чтобы его не встречали?

Под пристальным взглядом Натана Аристарх сперва опустил глаза, а затем поднял их как бы в растерянности и с опаской.

— Разве преподобный Натан не знает?.. — осторожно начал Аристарх и замолчал.

— Что не знает преподобный Натан? — строго спросил священник, хотя видно было, что он с трудом сдерживает улыбку.

— Я, может быть, глупость сейчас скажу, — начал Аристарх, — но я не первый раз встречаю… присутствую при встрече наместника… Когда он видит, что его встречают, несмотря на всю неожиданность его приезда, то на лице у него всегда бывает досада, а в глазах…

— Что такое?

— Я, может быть, ошибаюсь… Но мне каждый раз кажется, что он страшно доволен, что его встречают, что первосвященник и другие члены Великого синедриона оказывают ему такой почет, несмотря на его показное нежелание… — Аристарх замолчал.

— А ты наблюдательный молодой человек, — медленно и задумчиво проговорил Натан и, усмехнувшись, прибавил: — Думаю, он подражает.

— Подражает? Кому? — насторожился Аристарх.

— Августу. Кесарю Августу… Рассказывают, что тот имел обыкновение въезжать в Город ночью, чтобы никого не тревожить… Но Августа действительно никто не встречал. А если не встретить Пилата… Он не только обидится, но и, пожалуй, решит, что против него составлен заговор. Эти заговоры ему повсюду мерещатся… Правильно делает Иосиф Каиафа, что встречает его с целой делегацией. Тем самым он насыщает его тщеславие и усмиряет его подозрительность.

Аристарх теперь уже с искренней опаской посмотрел на своего собеседника.

— Все войска прибыли? — вдруг спросил Натан.

— Да, две когорты. Себастийцы пришли в последний день недели перед субботой. А позавчера под вечер подошли кесарийцы.

— Изображения кесаря со штандартов сняли?

— Они вошли в Город вообще без штандартов. Кесарийцы их оставили в Эммаусе, себастийцы — в Ефраиме.

— Да, трудно управлять народом, если ты не понимаешь его психологии и не уважаешь его обычаев, — помолчав, грустно произнес Натан.

— Преподобный… Отец Натан, ты имеешь в виду дело со значками? — спросил Аристарх.

Натан молчал, задумчиво глядя на молодого собеседника. И тот, похоже, воспринял его взгляд как предложение высказать свою точку зрения.

— Это было давно, — заговорил Аристарх. — Отец Натан должен помнить, что наместник тогда только вступил в должность. С нашими законами и обычаями он еще не успел познакомиться. И ему, должно быть, очень странным казалось, что он, римский префект и прокуратор, не может вступить в Город со знаменами, с которыми они, римляне, повсюду передвигаются, которые почитают своей святыней и за которые жизнь готовы отдать…

— Как это, не знал законов и обычаев? — ласково, но насмешливо возразил Натан. — Или у него не было советников? Или его предшественник, Валерий Грат, который десять лет правил Иудеей, не ввел его в курс дела и не объяснил ему хотя бы самые основные правила поведения? Или его главный советник, Корнелий Максим, который, можно сказать, родился и вырос в Палестине и который знает законы в таких тонкостях и деталях, что многие наши книжники ему уступают, — он что, я спрашиваю, не объяснил Пилату, что со времен Колония согласились и постановили, что римские штандарты должны оставаться за пределами Святого Города, потому что иудейская религия запрещает всяческие изображения?.. Всё он знал, милый Аристарх. И потому ввел войска со знаменами не днем, а ночью, чтобы народ не видел этого святотатства.