Святослав. Болгария - Юлия Гнатюк Страница 8

Да, прошлой осенью он действительно устроил показательную «порку» посланникам мисян, прибывшим за традиционной данью. Он тогда только вернулся с очередными победами над арабами: взял плодородную Киликию и её сильно укреплённый город Тарсу, а также вернул империи остров Сицилию, ещё раз доказав силу непобедимой ромейской армии и свой талант стратега и полководца. И в это самое время угораздило явиться послов болгарского царя Петра.

Будь на престоле Болгарии Крум или Симеон, Фока без лишних разговоров отдал бы положенное. Но платить дань безвольному Петру, дети которого воспитывались в Константинополе, а страну раздирают распри и заговоры? За почти сорок лет царствования Петра Болгария сильно ослабела, всё-таки, чего кривить душой, во многом прав сладкоголосый епископ: святой церкви удалось-таки расколоть грозного соседа на язычников и христиан, а последние всегда тянулись к Империи Ромеев. Но была здесь и своя обратная сторона. Ослабевшая Болгария теперь не могла исполнять подписанный с Византией договор о том, чтобы не допускать кочевников, а это в первую очередь племена ужасных мадьяр, к границам империи. Уже год, как бесхребетный Пётр подписал договор с мадьярами о том, что кочевники не будут разорять Болгарскую землю, а болгары не станут чинить им препятствия в набегах на Ромейскую империю. А теперь эти несчастные предатели ещё имеют наглость явиться за данью, и к кому? К нему, Никифору Фоке, божественному василевсу, сочетающему мудрость полководца с силой оружия империи! Это был или верх безумия окончательно запутавшегося в государственных делах Петра, или неслыханная наглость его царедворцев. В любом случае Никифор пришёл в бешенство. Он принял послов при полном стечении всего двора, собранного по случаю празднования победы. Послы мисян изложили цель своего появления, попутно намекнув, что Болгария желает продолжения династических связей между двумя государствами, которые хорошо бы закрепить браками ромейских принцесс с сыновьями царя Петра. Победоносный Фока, облачённый в парадные одежды, в блеске всех царских регалий, вскочил, пылая гневом, с трона и воскликнул во всю силу мощного голоса, привыкшего перекрывать шум битвы:

– Ромеи, что слышу я?! Горе нам, силой непобедимого оружия обратившим в бегство всех неприятелей! Выходит, что мы все эти годы предоставляли не средства на содержание жены Петра – внучки нашего великого императора Романа Лакапина, а, как последние рабы, платили подати грязному и низкому скифскому племени, которое не только не исполняет заключённого с нами договора, но и за нашей спиной сговорилось с врагами империи мадьярами о беспрепятственном пропуске их войск к нашим рубежам?! А ныне, после кончины достойной царицы Марии, эти предатели заговаривают о новом династическом браке! – Он выждал паузу и, обернувшись к командиру стражников, приказал: – Нахлестать этих варваров по щекам и вышвырнуть вон отсюда! Пусть передадут своему грязному тулупнику, грызущему сырую кожу, Петру, что я, великий государь ромеев, Никифор Фока, в скором времени сам приду в его жалкую страну и сполна «отдам ему дань», чтобы он, трижды раб от рождения, научился именовать ромеев своими господами, а не требовал с них податей, как с невольников!

Закончив громогласную речь, Никифор обвёл собравшихся грозным взглядом. Большой зал Магнаврского дворца замер, и на некоторое время воцарилась тишина. Потом он взорвался возгласами одобрения и криками:

– Да здравствует император!

– Слава императору!

Это было так похоже на тот миг, когда армия провозгласила его василевсом. Следовало закрепить успех! И Никифор велел войску готовиться к выступлению против Болгарии.

Однако, заняв несколько пограничных укреплений у подножия Родопских гор, император остановился: со всех сторон стекались неблагоприятные вести. Оттон Первый, помазанный папой в императоры Священной Римской империи, намеревался захватить византийские владения в Южной Италии, чтобы заставить Никифора признать его императорский титул. На востоке вновь обретали силу арабы. Да и у подножия Родопов василевс чувствовал себя неуютно: он помнил ужасную судьбу императора Никифора Первого, который вторгся в Болгарию и взял большую добычу, но на обратном пути в горных ущельях его войско было наголову разбито болгарским ханом Крумом. Император попал в плен и был казнён, Крум сделал чашу из его черепа и, похваляясь, пил из неё на пирах. «Нет, сейчас воевать с Болгарией не с руки», – решил Никифор и вернулся в Константинополь. Здесь он начал готовиться к походу на Сирию, чтобы сначала покончить с арабами. А что же делать с Болгарией? Надо бы отвлечь её внимание внутренними распрями, заговорами, вспышками недовольства подданных, а ещё лучше – какой-нибудь войной…

За дальними пределами Византии, пожалуй, более всех тревожил императора предводитель самых опасных и воинственных из скифов Сффентослаф. Кому, как не ему, Никифору Фоке, под чьей рукой находились отряды присланных архонтессой россов воинов, было знать, сколь сильны и опасны в бою эти не ведающие страха варвары. Не раз он, опытнейший полководец, дивился их силе и стойкости, особенно при взятии Крита. Две сотни россов могли без страха разметать тысячу отборных воинов, не выказывая при этом ни бахвальства, ни бурной радости своей невероятной победой. Нет, этих страшных скифов лучше иметь союзниками, пусть символическими, но союзниками.

Император вызывал главного трапезита, архистратигоса Викентия Агриппулуса, который много рассказал о неукротимом архонте россов.

– Сффентослаф опасен, как стратег и воин. Он за одно лето уничтожил могущественный Хазарский каганат и покорил все воинственные народы Альказрии. Об этом тебе, о мудрейший, уже поведал в прошлый раз старший стратигос Каридис. Мало того, в лютую зиму того же года, когда болота и реки в тех землях от невероятного холода становятся твёрдыми, как железо, и хрупкими, как стекло, когда всё живое прячется от стужи в норах, а человек без одежд из шкур просто погибает, оказавшись в лесу или в поле, в это страшное время Русский Пардус пошёл на Волжскую Булгарию и покорил её.

– А твои стратигосы, разве они не научили булгар, как правильно воевать против этого, как ты говоришь, Пардуса? Или то были плохие стратигосы? И что значит это слово – «пардус»?

– Это были лучшие стратигосы, великий, они обучали булгар целое лето и начало осени, а когда подул Борей, вернулись в империю. Весной, после того как просохнут дороги, они должны были повести булгар и буртасов на страну Росс, но… весной уже некого было вести, – тяжко вздохнул архистратигос. – А «пардус» по-славянски значит «барс» или что-то в этом роде. Самый быстрый хищник. Я бы сказал – и самый непредсказуемый, потому только дикому снежному барсу могло прийти в голову воевать зимой.

– Невероятно, где же ночевали россы в такой жуткий холод? – удивлённо спросил император.

– Очевидцы говорят, прямо в снегу, там, где их заставала ночь.

– Но человек не может спать в снегу, ты сам, архистратигос, только что сказал об этом, – вскинул мохнатые брови Никифор.

– Так и есть, – невозмутимо ответил Агриппулус, – человек не может. Но это не совсем обычные люди, это варвары из страны Росс. Они способны не только спать на снегу, но даже купаться в смертельно холодной для человека воде, прорубая для этого в замёрзших реках лёд.