Василий Темный - Борис Тумасов Страница 8

Красива была Анастасия и стройна, а уж властна, как поговаривали суздальцы, не по чину. В ее положении девицы по кельям отсиживаются, да в молитвах дни проводят, а на лучшее рукодельем занимаются, Анастасия же не только в хоромах суздальских верховодила, но и боярам суздальским любила указывать.

Потому и недолюбливали ее в Суздале, о том знал и суздальский князь Ярослав, брат Анастасии.

Как-то встретил ее в хоромах, сказал:

– Что-то долгонько не ворочается из Литвы князь Борис.

Хитро поглядела на него Анастасия:

– Аль те, князь, сестра не в милость, объедает ли?

Ярослав отмахнулся:

– Бог с тобой, Анастасия, живи, пока сваты за тобой пожалуют.

В душе Анастасия тоже ждала возвращения князя Бориса, слышала о княжестве Тверском как о великом, о тверичах, какие первыми поднялись на ордынцев во времена хана Чолхана, и в душе гордилась ими. Она иначе и не мыслила величия Твери, как выше Москвы. Была уверена, что Москва обманом, хитростями Калиты и брата его Юрия вознеслась в великие. И только Тверскому княжеству великому стоять во главе всех русских удельных княжеств.

Княжна Анастасия читала Библию и находила в ней теоретические обоснования своим взглядам. Они крепко запали ей в голову. С ними она и отправилась в жены к князю тверскому Борису.

* * *

И потом, спустя десятилетие, княгиня Анастасия помнила, как привезли ее в Тверь, как стояла под венцом и владыка Вассиан служил торжественный обряд. На вопросы епископа отвечала четко, и кто-то из присутствующих на венчании тверских бояр прошептал:

– Властна будет, властна!

И тому в подтверждение затрещал хрустальный бокал под ее туфелькой.

Потом была у них свадьба. Неделю гуляла Тверь. День и ночь княжьи хоромы освещали плошки, чадили факелы.

За столом на высоком помосте восседали жених с невестой, а внизу за длинными столами расположились за одним бояре, а за другим боярыни.

Анастасия помнила все обилие на столах, а отроки едва поспевали подносить еду и вкатывать бочонки с медами и пивом.

Во дворе горели костры, варились и жарились бычьи и бараньи туши, медвежатина и оленина, в огромных печах пекли пироги и хлебы. Множество люда кормили за здоровье молодых.

Никогда не забудет Анастасия, как в первую брачную ночь она, молодая, юная, встала перед оробевшим Борисом. Все закружилось перед ее очами. Сбросила одежды, нагая стала перед князем, лепная, точеная. Бери, тронь. Ан, выстояла перед его жадным зраком. Сказала властно:

– Что молчишь, князь Борис, но знай наперед, я не за князя тверского замуж шла, а за великого князя Бориса Александровича. Многими князьями славна Тверь, но превыше всех великий князь Михаил, какой смертью мученика пал в Орде. И ты, Борис, по праву великий князь, и я тя зрю выше московского…

С такими убеждениями и вступила великая княгиня Анастасия в дворцовые палаты великого тверского князя Бориса Александровича.

Долго не мог забыть тверской князь слова обидные, кинутые Анастасией в ту первую, брачную ночь. Откуда Анастасии было знать о том, а может, и помнить не желает, что когда хан Узбек посылал свои тумены разорять мятежную Тверь, вместе с ними ходили дружины московского князя Ивана Калиты и суздальского князя Александра Васильевича… Что было известно ей о жизни великого тверского князя Михаила Ярославича? Князю Борису известно о нем от своего отца, а тот от своего слышал, что когда хан Узбек позвал великого князя Михаила на свой суд и он стал готовиться в дорогу, то отправился попрощаться с родными местами. Князь обходил укрепления и церкви, строенные еще его отцом и им. Видел, как разрослись слободы и посад. Никому не поведал князь Михаил, что на сердце его творилось. Оно кровавило. Больше полугода, как отправил меньшего сына Константина к хану и вестей нет.

Скорбит душа за сына. Жена Ксения понимала его терзания, говорила:

– В чем вины твои перед ханом, ужли Юрия, князя московского козни?

И отвечал Михаил Ярославич:

– Чем раньше я в Орду попаду, тем раньше сын наш малолетка домой воротится.

– Побереги-то себя в логове волчьем, Михайло, помни, ты нам и Твери нужен, а мы за тебя Бога молить станем…

Слова эти великий князь Михаил вспоминал, перед казнью, в Орде…

В иссиня-черном небе перемигивались редкие, крупные звезды, а вокруг луны переливал серебром ореол. Звенели в Дикой степи кузнечики, в плавнях кричала неведомая птица и шумели камыши.

На высокой двухколесной арбе, вытянув затекшие ноги в деревянных колодках, сидел тверской князь. Вот уже месяц как возят его вслед за кочующим ханом. Будто забыл о нем Узбек. Сурово судил он тверича, не позволил слова вымолвить в оправдание. Говорил хан:

– Ты, Михайло, ослушался меня, за ярлык держался, посла моего, Кавгадыя, с оружием встретил, сестру мою, Кончаку, в темнице уморил…

И едва хан приговор произнес, как теснившиеся в огромном шатре придворные загудели одобрительно.

Князь не успел и рта открыть, как уволокли его из ханского шатра, колодки набили… Об одном и упросил, чтобы сына Константина в Тверь отпустил хан…

Иногда к арбе походили бояре, приехавшие с князем в Орду. Они роняли слезы, а Михаил Ярославич успокаивал. В первый день, увидев князя в колодках, уговаривали бежать.

– Нет, бояре, – говорил Михаил Ярославич, – так Богу угодно. Вы же в Тверь явитесь, будьте старшими товарищами князю тверскому, помогайте на княжении. А колодки на ногах моих не позор, то испытание, посланное мне Всевышним…

Засерело небо, сделалось прохладно. Начинался новый день, последний в жизни великого князя Михаила Ярославича.

Тревожно забили колокола. Со стен кремлевых сторожа закричала:

– Орда идет!

– Казанцы в набег пошли!

От Нижнего Новгорода в Тверь и в Москву прискакали гонцы с вестями недобрыми, авось князья успеют изготовиться дать отпор казанскому хану Улу-Мухаммеду.

Три десятка лет минуло, как Улу-Мухаммед выделился из Золотой Орды и выше по Волге-реке основал свою Орду. Это совпало по времени, когда в Крым откочевал со своей ордой хан Менгли-Гирей.

Ханы Золотой Орды не осмелились преследовать ни казанцев, ни крымцев. Большую Орду раздирали внутренние противоречия, а казанцы и крымцы набирали силы, требовали дани с русских княжеств. Крымские татары ходили в набеги на Русь, в Речь Посполитую.

Побив хана Тохтамыша и сев на место великого хана, Эдигей отправился войной на литовского великого князя Витовта, взявшего под защиту Тохтамыша, побил литовцев и потребовал от Улу-Мухаммеда подчинения. Но казанский хан оставил требование Золотой Орды без ответа. В Сарае сделали вид, что ничего особенного в Орде не произошло.