Новиков-Прибой - Людмила Анисарова Страница 8

— Как он нашёл дорогу обратно?

Отец, николаевский солдат, с седыми бакенбардами, покачав головою, изрёк:

— Не иначе как соображение есть, стало быть, птица умная.

А мать протянула своё:

— Это сам Бог указует птицам путь».

Но ни то ни другое толкование Алексею не понравилось. И остался этот вопрос для него надолго открытым. Волновал и тогда, когда, осуществив детскую мечту, стал он моряком бороздить моря и океаны. С кораблями всё было понятно: компас, карты, специально обученный штурман. А вот как птицы находят верный путь? Это было необъяснимо тогда с точки зрения разума. А душа подсказывала: путь к родным местам может быть трудным и неблизким, но всегда верным, с этого пути не собьёшься.

Ещё будучи подростком, начал Алёша Силкин охотничать. Ему нравилось, когда взрослые, ценившие его за расторопность и сметливость, брали его на охоту как равного. В друзьях у него, мальчишки, числились известные в округе охотники — старик Калитов и Никита Волков.

Старик Калитов, сказочник и песельник, много в своей жизни повидавший, вёл жизнь особенную, не как у других сельчан. На участке, который все считали непригодным, он умудрялся выращивать арбузы, а в небольшом ничейном пруду развёл карасей. Было у него старое шомпольное ружьё, скреплённое проволокой, — с ним и охотился на уток.

А Никита Волков, забросив своё хозяйство, ни о чём, кроме охоты, думать не хотел. Зато уж про неё, родимую, он знал всё.

Вот к этим двум, непохожим на всех остальных людям и тянулся Алёша. То с одним, то с другим увязывался он в окрестные леса не столько за дичью или зверем, сколько за яркими впечатлениями. Окружающий мир — прекрасный, разнообразный, загадочный — манил его к себе величием и тайнами. Ещё не умея сказать об этом, он всё больше ощущал необъяснимую и волнующую связь с природой, чувствовал себя её частью — и действительно был (и остался на всю жизнь) её умным и благодарным ребёнком.

Его притягивало всё красивое. Но не пойдёшь же в лес просто так, без дела, поглазеть — засмеют. Охота — другое дело. Охотник — это добытчик, почёт ему и уважение. А уж о том, что глаза не могли наглядеться на земную красоту, о том — молчок. И всё-таки на всю жизнь запомнился Алексею Новикову день, ознаменовавшийся первой охотничьей добычей.

«Весенней влажной ночью, — пишет А. Перегудов, — шёл Алёша лесом с ружьём, взятым у Волкова… Лес был глух, тёмен, казался таинственным и немного страшным. Над верхушками сосен мерцали зелёные звёзды, в чащах ельника белели пласты нестаявшего снега. В лесной глубине журчали невидимые ручьи, как будто вздыхали, жаловались на что-то…

Мальчик пришёл на место, где, по описанию охотников, должен быть глухариный ток, и долго стоял неподвижно, прислушиваясь к звукам уходящей ночи. И вдруг он услыхал „кляцканье“ глухаря. Как заколотилось сердце и задрожали руки, крепко сжимавшие старое шомпольное ружьё! Он начал подходить к глухарю „под песню“, как учил Волков, делал два-три быстрых скачка и останавливался раньше, чем глухарь прекращал свою короткую песню. Он уже слышал „скрежетание“, будто кто-то в тёмной хвое точил о сковороду нож. Занималась заря, и на бледно-жёлтом её фоне Алёша увидел глухаря. Лесной красавец, распустив хвост и крылья, ходил по корявой ветви сосны. Мальчик вскинул ружьё и выстрелил. А когда он возвращался домой с первым охотничьим трофеем, невиданно прекрасными казались и лес, и небо, и золотое солнце, всплывающее над шапками сосен…»

В год, когда Алексея должны были забрать на военную службу, умер отец, успевший наказать сыну служить верой и правдой царю-батюшке и, конечно, не подозревавший о том, что сын, став революционером, наказа отцовского не выполнит.

Оплакав мужа, отца и деда, погоревав, Мария Ивановна, Сильвестр со своей семьёй и Алексей снова принялись хозяйствовать, помня наставления Силантия Филипповича делать всё основательно и на совесть. Правда, младший его сынок в мыслях был уже далёк от тяжёлого и однообразного крестьянского быта: его всё больше и больше волновали мечты о предстоящих жизненных переменах. И грезились никогда им не виданные бескрайние морские просторы: богатое воображение расцвечивало всё новыми и новыми красками рассказ того лихого матроса, которого когда-то встретили они с матерью на пути из монастыря.

Алексею не жалко было расставаться с хозяйством: не был он к нему так привязан, как Сильвестр. Другую, не крестьянскую, судьбу свою чуял. Только мать было жалко. Особенно теперь, когда лишилась она мужа, опоры своей. Он ведь ей, сироте, на всю жизнь и отца и мать заменил.

Интересен сохранившийся с 1899 года документ, который выправила мать Алексея Новикова сразу после смерти мужа. Называется он «Вдовий вид» и гласит следующее: «Предъявительница сего солдатская вдова умершего 28 января 1899 года отставного фейерверкера Силантия Филиппова Новикова, поступившего в военную службу 3 января 1839 года и уволенного в отставку 15 октября 1862 года, Марья Ивановна Новикова действительно того самого звания. Приметами она: 60 лет от роду. Рост 2 арш. 4 вер., волосы на голове и бровях тёмно-русые, глаза серые, лицо чистое, особых примет не имеет. Дан сей вид за подписью, с приложением казённой печати 6 июля 1899 года».

«Особых примет не имеет…» И видится ясно картина: читает эту бумагу 22-летний крестьянский парень, удивлённо хмыкает и взглядывает серыми лучистыми глазами в такие же материнские: «Это ты-то у нас особых примет не имеешь?» И к брату старшему, заматеревшему, бородатому, отцу уже немалого к тому времени семейства: «Это наша-то маманя без примет особых? А то, что красавица? А умница? А мечтательница?» И смеётся — и хитро, и весело, и задорно. И крепко обнимает мать, которая сначала смущённо улыбается да отмахивается, а потом с горестным стоном припадает к сыновней груди: вот-вот забреют кровинушку в солдаты…

А он ведь, Алексей, чуть не женился перед тем, как на службу идти. Была у него зазноба, Евдокией звали. Готовился сватов засылать, да только заранее отговорила девку сердобольная мать: куда в такую семью идти, хозяйство большое, да детей у брата старшего мал мала меньше. Он, Сильвестр-то, и правит домом. Сам до работы горячий и всех заездил. Алексей не сегодня-завтра служить уйдёт… Нет и нет, другого жениха надо дожидаться…

Бывают странные сближенья… Почти 100 лет спустя дочь давно ушедшего из жизни писателя Новикова-Прибоя Ирина Алексеевна даст в газету объявление: ищет, кто в Москве шерсть прясть умеет. И нашлась женщина. В огромной Москве — одна. Во всяком случае, отозвалась — одна. Оказалась внучкой той самой Евдокии из Матвеевского…

О том, как забирали в армию в России на излёте XIX века, как прощались с вольной жизнью деревенские парни, Новиков-Прибой рассказал в очерках «Как я призывался» и «Как мы гуляли в рекрутах» [5]. В одном из них автор даёт объёмную и выразительную картину жизни деревни в те осенние дни, когда наставала пора прощаться с молодыми ребятами, которым вот-вот предстояло отправиться на службу в армию: