Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - Анастасия Руденская Страница 8

На секунду им овладело желание врезаться во что-нибудь и погибнуть вот так — в самом расцвете, держа в руке бутылку и обнимая случайную подружку. Вдруг он почувствовал резкий толчок и торможение. Раздался женский визг, матершина, вой сирены. Из этого гама Моррисон успел выловить только одну фразу, сдавленным шепотом произнесенную Робби: «Нам конец. Легавые». Через лобовое стекло Джим увидел две фигуры в форме. Дальнейшее он помнил смутно: кто-то открыл дверь, их заставили по одному выйти, долго обыскивали. Нашли два пакетика травы и порошок. Джим кричал: «Ублюдки, посмотрите, кто перед вами стоит!». За эти слова он получил удар дубинкой по спине. Упав на асфальт и разодрав в кровь ладони, он прохрипел: «Ненавижу легавых!».

— Почему ты так часто думаешь и говоришь о смерти? — спросил Рей.

— Старина, меня интересует все, что за гранью, за пределом. Смерть — всего лишь одна из форм существования. В ней есть нечто притягательное и даже красивое. Да, именно красивое. Смерть как трип от таблеток, кислоты или порошка. Душа отделяется от тела, и в этом полете приходит осознание высшего. Это дарит свободу.

— Да, но из трипов возвращаются, а оттуда — уже нет.

— А разве ты не хотел бы испытывать вечный кайф, вечное спокойствие и умиротворение?

— Нет, спасибо. Я еще жить хочу.

— Да я тоже не тороплюсь. Пока не тороплюсь. Настанет мой черед, и я шагну смело, без страха. Идеальная смерть — это смерть с улыбкой на губах.

— Ты несешь полный бред. У смерти нет улыбки. Есть только кривая ухмылка. Да и кто тебе сказал, что там тебя ждет спокойствие, умиротворение и прочее?

— Мне сказали. По секрету. — Джим загадочно улыбнулся и потянулся за очередной рюмкой.

Первый концерт, устроенный Ротшильдом, Дорз отыграли на хорошей площадке с отличным звуком и светом. Пол заказал новые, высококачественные инструменты, изготовленные специально для группы и привезенные из Германии. Кроме того, великолепная четверка могла похвастаться прекрасным внешним видом — продюсер позаботился и о костюмах. Джим стоял за кулисами, нервно курил и с волнением поглядывал в зал. Народу собралось много, почти все места были заняты. Джиму удалось выхватить из толпы несколько знакомых лиц, и это придало ему уверенности. Сзади подошла Пам, нежно обняла его за плечи и шепнула на ухо: «Не забывай, ты лучший. Все получится!». Подбежал Пол, крепко сжал руку Моррисона и выпалил: «Не подведи, умоляю. Через двадцать секунд выходи. Не забудь поздороваться с залом и не вздумай поворачиваться спиной». Десять, девять, восемь… Шел томительный обратный отсчет. Сердце зашкаливало, а ноги подкашивались. Ротшильд дал знак, кивнув головой, и ребята вышли под ровные и сдержанные аплодисменты, пока не ставшие овациями…

День, когда я самый первый раз вышел на сцену в клубе и день, когда я впервые вышел на большую сцену для сотен людей — это как два разных наркотика. Кайф получаешь в обоих случаях, но каково качество этого кайфа… Мне удалось завладеть толпой. Не горсткой людей, а целой толпой. Они хлопали в ладоши, они радовались и, самое главное, — они подпевали. Я перестал бояться их. Все волнение куда-то ушло, остался только драйв. Я раздаривал себя по кускам, я выбрасывал себя в зал на все сто процентов. Это было счастьем»

Ему снова снилось, что он стоит один посреди пустыни, погруженный в свои мысли. Сухой ветер трепал волосы. Он чувствовал каждым позвонком чье-то присутствие. Обернулся — никого. Перед ним словно расстилалась сама бесконечность. Не было пространства, и не было времени. Была только эта манящая и одновременно пугающая невесомость. Тело казалось таким легким, что можно было без труда подняться в воздух. Ощущение того, что кто-то находится рядом, не оставляло его. Он не испытывал ни беспокойства, ни страха, — его наполняло удивительное умиротворение, словно за спиной стоял ангел-хранитель. «Кто ты? Я хочу видеть тебя», — произнес он шепотом. Ветер подхватил слова, поиграл ими и медленно рассеял в густом горячем воздухе. «Это я, я рядом» — прозвучал ответ. Прикосновение теплой ладони показалось таким знакомым…

— Спасибо, что не оставил меня.

— Я иду за тобой, я слежу за тобой, человек.

— Почему ты охраняешь именно меня?

— Я охраняю не тебя, человек. Я охраняю ту часть, которая принадлежала мне и стала твоей.

— Так значит…

— Да, это я. С того самого дня в тебе живет сила. Моя сила, сила шамана. Ты ее Хранитель. Будь осторожен с ней, она опасна…

Старик умолк. Его голос растворился в песке и ветре. Джим сделал глубокий вдох и проснулся.

Пам зашла в дом. Внутри было темно и очень тихо. «Джим!» — позвала она. Он не ответил. «Джим, ты здесь?» — снова молчание. Она прошла в спальню, включила свет — комната была пуста. Пам подняла глаза и увидела на потолке мокрые разводы… На втором этаже ее ждал сюрприз — пол был примерно на сантиметр залит водой. «Что он там делает?! Уснул что ли?» — с раздражением подумала она и резко дернула ручку двери. В лицо ей дохнул теплый густой пар. Когда он рассеялся, она увидела Джима, спокойно лежащего в ванной. Горячая вода переливалась через край. Пам закричала:

— Что, черт возьми, здесь происходит?! Выключи кран, нас затопит!

Моррисон не сделал ни единого движения. Он лежал как неживой, с закрытыми глазами и будто не слышал Памелу. Она сняла туфли и по этой горячей воде медленно пошла к нему. Приближаясь с каждым шагом, она забывала о текущем кране, испорченном потолке и вымокшей одежде. В ее голове билась только одна мысль, только одно желание — лишь бы он был жив.

Дрожащей рукой Пам прикоснулась к его плотно сжатым губам: