Абиссинцы. Потомки царя Соломона - Дэвид Бакстон Страница 8

Связь с Египтом поддерживалась и иными способами: христиан-коптов, иногда подвергавшихся гонениям, вынуждали искать убежище в других странах. Во времена правления Аль-Хакима, до и после 1000 года, многие из них нашли приют в Абиссинии, и вполне вероятно, что связь абиссинского искусства с коптским искусством Египта (упомянутая в главах VI и VII) явилась результатом этого переселения. Длящаяся столетиями связь с Иерусалимом также берет начало со времен правления Загве – в 1189 году Саладин предоставил часовню Возведения на Крест храма Гроба Господня в распоряжение абиссинцев. Их паломничество в Иерусалим и монашеское поселение там (хотя и постепенно урезанное до крыши часовни) стало важным связующим звеном восточно-христианского мира, а также источником вдохновения в его искусстве.

Для этого удивительного периода абиссинской истории не имеется современных ему записей. Существующие царские списки и хроники были ретроспективно составлены два или три столетия спустя: они полны противоречий и неточностей и в большей своей части легендарны. Один из этих царей запомнился своей беспримерной мудростью и праведностью, а также многими чудесами, случившимися в его жизни. Речь идет о царе Лалибэле (1150–1220), к имени которого данная хроника, а также и местная традиция относит знаменитые выдолбленные в камне церкви в городе, носящем его имя.

Высечение этих церквей, многочисленных как в Тыграй, так и в Ласте, является практически беспримерным событием в истории, показывающим, что Загве достигли того технического совершенства, которому мало что можно противопоставить в абиссинской истории; хотя и все непосредственные записи об этом эпохальном событии утеряны. Необходимо заметить также, что это, по сути, запертое на своей территории царство должно поддерживать, несмотря на все трудности, слабые связи с основным христианским миром и сохранять свою христианскую культуру нетронутой. Династия хорошо служила Абиссинии. Поколения потомков оценили это, так как вопреки тому, что Загве считались – из-за происхождения не от царя Соломона – незаконной династией, Лалибэла всегда почитаем как один из величайших святых в государстве.

Восстановленная династия Соломона в противостоянии с набирающим силу исламом

В хрониках сообщается, что единственный аксумский принц Дилна'ад, не убитый Гудит, скрылся в Шоа, на далеком юге. Около 1268 года Йикуно Амлак, правитель области Десси в Валло, стал царем, придя к власти после Некуэто Ла'аба, последнего из династии Загве. Он догадался провозгласить себя потомком Дилна'ада, получив тем самым поддержку населения, что, в свою очередь, позволило ему одержать победу в сражении с царем Загве. Однако, согласно значительно более поздней версии этой истории, приход Амлака к власти произошел благодаря дипломатическим талантам знаменитого святого и политика Текле-Хайманота, который уговорил Некуэто Ла'аба добровольно отречься от престола ради восстановления древней династии Соломона. В знак благодарности за эту услугу Текле-Хайманота царь согласился (как гласит летопись) передать одну треть всех земель царства в поддержку церкви.

Восстановленная династия продолжала поддерживать связь с Шоа, политическим центром царства – теперь, по существу, амхарского, – вновь сместившимся в южном направлении. Цари XIV и XV столетий Дэбрэ-Берхан выбирали и другие места в этом регионе в качестве своих резиденций – в первый, но ни в коем случае не в последний раз в эфиопской истории. Тем не менее времена были очень неспокойные, и каждый царь не переставал постоянно перемещаться из одной резиденции в другую, скитаясь по стране, дабы восстановить контроль над восставшими провинциями либо же отражать атаки извне. Островками относительной стабильности оставались только большие монастырские центры, так же как и в средневековой Европе служившие постоянной защитой культурного наследия государства.

Во время этих двух столетий выдалбливание скальных церквей продолжалось, хотя основной импульс этого предприятия угас вместе с уходом династии Загве. Вероятно, этому способствовал расцвет настенной живописи, но небольшое количество того, что от нее осталось, не позволяет реально по достоинству оценить ее качество. С другой стороны, это был период великого литературного возрождения: появилось несколько работ как прозаических, так и поэтических. Книги Священного Писания, включая и Евангелия, копировались в больших количествах, и искусство каллиграфии, а также декорирования культивировалось весьма активно (см. главы V и VI).

Амдэ-Цыйон I – основная фигура первой половины XIV столетия. Его аморальное поведение в юные годы заслужило публичное порицание монахов Дэбрэ-Либанос, но тем не менее он стал сильным и ответственным властителем. Его правление запомнилось в основном самыми ранними серьезными конфликтами с постепенно вторгающимися за свои пределы мусульманскими государствами, особенно с Ифатом, чья территория включала в себя весь Восточный Шоа и простиралась до берега Красного моря. Окончательная победа этих военных кампаний во многом определилась личной отвагой царя, восславленной в некоторых сохранившихся боевых песнях. В итоге угроза Эфиопии со стороны исламского мира, была на время предотвращена. За счет мусульман территории несколько расширились, но Харар так и остался великим бастионом их могущества.

В середине XV столетия Зара-Якоб, самозваный Константин Абиссинии, подчинил страну своему контролю. С простодушной жестокостью он преследовал всех язычников и всех христиан, находившихся под влиянием их веры или ритуала. Никогда не стесняясь вмешиваться в церковные дела, он ввел много новых годичных и месячных праздников, возродил соблюдение субботы как второго «шаббата», повелел своим христианским подданным носить кресты и перевел новые церковные книги на геэз. Он и сам являлся автором нескольких книг, расширяющих его предельно суровое понимание христианского порядка. В соответствии с его политикой усиления юга против исторического севера он передал резиденцию и сан этчегхе (главы монастырей) от Святого Стефана на берегу озера Хайк настоятелю монастыря Дэбрэ-Либанос в Шоа. (По-видимому, царь не был напрямую связан с эфиопской делегацией на Ферраро-Флорентийском соборе в 1440–1441 годах: ее уполномочил настоятель абиссинского монастыря в Иерусалиме.)

Как и все цари этого периода, Зара-Якоб был вынужден противостоять набегам различных мусульманских государств на востоке и юге. На протяжении многих веков они населяли негостеприимные равнины, лежащие между нагорьями и побережьем, теперь же они охватили еще и большую часть Южного Шоа и соседние районы на средних высотах – Арусси и Бале. Эти государства представляли постоянную угрозу, у них вошло в привычку приурочивать свои набеги к долгим месяцам Великого поста, когда христиане были ослаблены продолжительным воздержанием. Тем не менее во время правления этого царя территория государства постоянно увеличивалась как за счет мусульманских, так и за счет языческих районов на юге и юго-западе.

Правление Зара-Якоба иллюстрирует все те экстраординарные сложности, бывшие уделом многих абиссинских царей, а также хронические проблемы с престолонаследием. В традициях того времени было держать всех царских принцев, претендующих на трон, в насильственном заключении на одной из хорошо охраняемых амба, или горных седел, с которых новый правитель и доставлялся в случае необходимости. Зара-Якоб – один из тех, кто вырос в подобной царской тюрьме, лишенный всех возможных контактов с простыми людьми и обычной жизнью. Взойдя на престол в 1434 году, не имея никакого опыта в государственных делах, он увидел царство, охваченное заговорами и восстаниями; церковь, расколотую ересями; иностранных врагов, постоянно угрожающих вторжением. В этих обстоятельствах было вряд ли возможным для нового царя показать гибкость, или толерантность, или дипломатический талант, которые являются плодом долгого опыта человеческих взаимоотношений. Столкнувшись лицом к лицу с отчаянной и хаотической ситуацией, он встретил ее с противоречивыми чувствами – суровой определенностью и неумолимой яростью. Под конец жизни, отказываясь от приязни и верности даже своих придворных и семьи, он стал одинокой фигурой, изолированной ото всех подозрением и недоверием. Но, несмотря на все это, имя великого защитника веры – одно из самых памятных в эфиопской истории.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги