Будда, или Легенда о Разбуженном принце - Татьяна Сергеева Страница 8

— Нужно радоваться жизни, принц, — говорил мудрый Шуддходана, — пока молод и здоров. Если ты печалишься, что в мире много зла и несправедливости, то сможешь кое-что исправить, став царём.

— Отец, — возразил принц, — ты хорошо знаешь, как непостоянно царское могущество. Я же чувствую, что скоро вместе со священной водой прольются на мою голову тяжкие заботы и несчастья…

Их беседу прервала вошедшая Праджапати.

— Принц! — радостно воскликнула она. — Оставь свои грустные думы и радуйся жизни. У тебя родился сын!

— Завтра ты станешь царём шакьев, — заявил Шуддходана.

Настала ночь. Чёрная тень, подобная чудовищу Раху, наползла на луну и поглотила её. Всё скрылось во мгле. Во дворце погасли светильники, и тишина объяла всё вокруг. Только Сиддхартха одиноко бродил по залам дворца. Вдруг он замер и осмотрелся: вокруг него спали люди, привольно разметавшись во сне. Но принцу показалось, что это не молодые и красивые юноши и девушки, а безобразные, искажённые старостью, изуродованные болезнями и смертными муками трупы. В ужасе застыл принц на месте.

— Сегодня же уйду из дворца, — решил он. — Нужно оставить прежнюю жизнь, чтобы найти разгадку жизни и смерти.

Перед уходом он заглянул в покои Ясодхары, которая спала, обняв новорожденного сына. Сиддхартха не стал будить их, подумал: увижу родные лица и не смогу выполнить задуманное. Он должен надолго, может быть, навсегда, покинуть тех, кого горячо любил и почитал, ради них, ради всех людей.

Принц вышел из покоев жены, позвал слугу и приказал оседлать коня. В сопровождении верного Чандаки он покинул родной город. Они ехали всю ночь. Медленным шагом ступал любимый конь Сиддхартхи, казалось, понимая, что близится их разлука. Принц не торопил коня. Тяжело было у него на душе.

— Нет, — сам себе сказал принц, — дороги назад для меня нет. Я должен найти путь к освобождению от страданий для людей. Обойду мудрецов, должен же кто-то из них знать ответы на вопросы.

На исходе ночи путники достигли берега реки Аномы. Дальше лежала страна маллов — свободных охотников и скотоводов. Сиддхартха остановил коня, острым мечом срезал свои длинные волосы, отдал Чандаке и попросил передать их Ясодхаре. Попрощавшись с возничим, принц зашагал в глубь леса.

Шёл он долго, прислушиваясь к звукам просыпающейся природы. Вдруг прямо перед собой Сиддхартха увидел человека в платье из коры и листьев. Это был бедный охотник, и принц предложил ему поменяться одеждами. Бедняк очень удивился, но не стал возражать и отдал свою одежду. Принц оставил себе лишь жёлтый охотничий плащ, заменивший ему отныне и царский трон, и мягкую постель, и крышу над головой.

— Скажи, добрый человек, как тебя зовут? — спросил бедняк принца, когда они переоделись.

— До встречи с тобой, — ответил тот, — меня звали Сиддхартха из рода Гаутамы, а теперь я — Шакьямуни — отшельник из шакьев. Прощай! У каждого из нас своя дорога.

Сказав эти слова, принц зашагал дальше.

то время, как принц пробирался сквозь густой лес, во дворце горевали о его уходе. Никто не мог понять, почему Сиддхартха тайно покинул близких? Праджапати плакала, а Ясодхара онемела от горя. Она не выходила из своих покоев, куда собрала всё, что когда-то принадлежало принцу. Она смотрела на эти предметы, ничего не замечая вокруг. Шуддходана готов был отказаться от царства и последовать за сыном, но министры пообещали ему вернуть Сиддхартху во дворец.

Они долго искали принца и, наконец, нашли его в лесной чаще. Тот очень изменился. Истощённый от голода, почерневший под жгучими лучами солнца, с кровоточащими ранами на босых ногах, в одежде из коры и листьев он мало походил на Сиддхартху, наследника Шуддходаны. Министры расположились рядом с ним и, ничем не выдавая своего потрясения, заговорили.

— Принц… — обратился первый министр к Сиддхартхе.

— Теперь меня зовут Шакьямуни, — прервал его Сиддхартха.

— Хорошо, хорошо, — поспешил согласиться с ним министр, — мы тоже будем так тебя называть.

Он не стал спорить с принцем, решив, что не следует сожалеть о ветвях, когда погибает всё дерево. Министр начал говорить о долге сына и отца. Только выполнив этот долг, человек может оставить всё и заняться познанием самого себя. Но для этого вовсе не обязательно покидать свой дом.

— Подумай, Шакьямуни, — увещевал принца министр, — даже дом бедняка желанен для него, как свежая вода. Что уж говорить о царском дворце, который ждёт тебя?

— Ты говоришь это из-за любви ко мне, — отвечал Сиддхартха, — и потому сказанное тобой не огорчает меня. Но не называй счастьем жизнь в доме! Жизнь в доме богача или бедняка одинаково мучительна: первый беспокоится о своих богатствах и боится воров, пожара или наводнения, а второй бьётся над тем, как нажить хоть какое-то имущество. Богатые становятся высокомерными, сильные — наглыми, бедные же изнывают от страданий и озлобляются на весь мир. Душа человека не знает покоя. А здесь в лесу никакие желания не мешают мне размышлять. Я хочу понять причину страданий всех живущих в этом мире и найти путь избавления от мук.

Выслушав принца, министры решили действовать по-другому. Они стали говорить о том, что уважают его стремление найти разгадку жизни и смерти, желание познать, что представляет собою как наш мир, так и тот — неведомый, загробный.

Они убеждали принца, что если после смерти и существует другая жизнь, то её надо принимать такой, какая она есть, не выясняя заранее её законов, которые всё равно невозможно постичь даже самому праведному человеку. Мысль человеческая бессильна проникнуть в тайны рождения и смерти и определить, что скрывается в основе человеческого «я». Ведь каждый родившийся продолжает дело своих предшественников, исполняя неосуществлённое ими. Это — вечные загадки. Об этом размышляли многие великие люди. Даже цари, случалось, в прошлом отправлялись поразмыслить над этим в уединении, но спустя некоторое время, возвращались к светской жизни, к своим обязанностям, к богатству и власти. Выслушав мудрые доводы собеседников, Шакьямуни сказал:

— Все ваши уговоры напрасны. Вернуться к прошлому также невозможно, как отречься от себя. В этом я непоколебим.

Принц встал и пошёл в глубь леса, оставив своих собеседников размышлять над услышанным.

Когда Шуддходана узнал об этом, он сказал министрам: