Тихие Убийцы. Всемирная история ядов и отравителей - Питер Макиннис Страница 8

Биологи до сих пор не сойдутся во мнениях относительно некоторых последствий давнего нашествия кислорода. Сегодня считается, что кислород подобен обоюдоострому мечу, проложившему путь для аэробных форм жизни, то есть жизни нашего с вами типа, однако он же стал причиной целого ряда ужасных проблем, причем не только для анаэробных бактерий, но и для других, вновь появившихся форм. Разумеется, все это случилось невероятно давно, настолько давно, что нам ничего не остается, как попытаться нащупать какие-то глухие намеки, желая найти подходы к возможным выводам для подпитки гипотез… Но все это, прямо скажем, строится на довольно-таки шатких посылах.

С другой стороны, мы с вами, то есть так называемые современные люди, вполне возможно, сформировались непосредственно за счет взаимодействия с разнообразными ядами. Около 1,8 миллиона лет назад, немного в ту или иную сторону, что-то явно оказало свое особое воздействие на любопытных двуногих обезьян, которые в результате этого постепенно и превратились в нас — и весьма возможно, что это «что-то» было ядом.

И сегодня в тех человеческих сообществах, где по-прежнему люди собирают коренья для пропитания, а также охотятся на животных, не слишком часто едят мясо: оно появляется в рационе питания только тогда, когда повезет охотникам. Но зато для выживания племени чрезвычайно важно, чтобы женщины, занимающиеся поисками кореньев или злаков, собирали изо дня в день достаточное количество пищи.

Не уходя слишком далеко от остальных, наши предки — женщины и их дети — могли регулярно пополнять запасы основного продовольствия, принося к своим жилищам клубни растений, а также мелких животных. Однако многие клубни ядовиты. И если бы первые приматы, члены рода Homo, умели использовать огонь, секрет их выживания мог оказаться заключенным в клубнях, чей яд удавалось бы обезвреживать с помощью приготовления на огне. Это дало бы лучшее питание на каждый день для подрастающих детенышей приматов, которые постепенно превращались в человекообразных, ограждаемые обоими родителями, образовывавшими постоянную супружескую пару.

* * *

Вне зависимости от того, как на самом деле все это происходило, и от того, стали мы (или нет) такими, какие мы есть, потому, что нас сформировали, основали, изваяли и вылепили именно ядовитые вещества, все равно нельзя не отметить, что они неизменно восхищали и восхищают ученых и врачей, привлекая их живейшее внимание. Не столь важно зачем — для использования или исследования. Просто в ядах есть некая тайная, сокрытая от поверхностного взгляда сила. Пусть даже отравитель — злодей, вызывающий страх и отчаяние, но он и в самом деле на какой-то момент наделен властью над жизнью и смертью — и это такая сила, которую трудно превозмочь.

Но как мы, обычные люди, можем надеяться на то, чтобы хоть как-то сравниться со столь могущественными нашими отдаленными предками? Не можем, конечно. Но все же, как показало время, мы потихоньку учимся справляться. И у нас это даже неплохо получается, как отметил еще почти два тысячелетия назад Плиний:

…мы более не удовлетворяемся ядами естественными, но прибегаем ко множеству смесей и составов искусственных, даже изготовленных нашими собственными руками. Но что скажешь ты о таком? Разве люди по самой своей природе не ядовиты? Все эти сонмы клеветников и интриганов на свете, что же еще они творят, как не источают яд из своих черных языков, подобно отвратительным змеям?

Сам Плиний погиб, задохнувшись ядовитыми газами при извержении вулкана Везувий в 79 году н. э., и все равно, пожалуй, ему еще повезло: он дожил до весьма солидного возраста (56 лет), а никто — ни соперники, ни правители, ни его сородичи — не покусился отравить его. Правда, если оглянуться на последние несколько веков, окажется, что в этом смысле с античных времен мало что изменилось… Удивительно даже не то, сколько ядов постоянно окружает нас, но то, как нам удается избегать большинства из них. Люди нашли способы обработки клубней кассавы (маниока) и зерен саговых, содержащих ядовитые вещества, научились не употреблять в пищу ту рыбу, которая им бы в самом деле сильно повредила, — и в то же время обнаружили те яды, которые в малых, очень малых дозах скорее идут на пользу, чем вредят.

Крысы, обнаружив что-то новое и съедобное, сначала откусывают маленький кусочек. Почувствовав какие-то неприятные последствия, они никогда больше такую пищу не тронут. Это, конечно, достаточно простое объяснение реакции на неприятные ощущения, но как можно объяснить поведение людей, которые научились обрабатывать ядовитый пищевой продукт, сначала вымачивая его, потом высушивая, а потом опять вымачивая? Люди способны передавать друг другу знания о том, чему они научились, и это крайне важно, однако невозможно не задаться вопросом: а сколько же людей умерли, прежде чем нам удалось перехитрить ядовитые вещества, возникшие в ходе эволюции как раз для защиты растения — чтобы его не портили вредители, то есть мы с вами, желающие получать пищу из самых различных источников?

Нам, людям, повезло: достаточно нескольким любознательным натурам проделать какие-то опыты, и они могут поделиться полученными знаниями со всем человечеством. Вот, например, Уильям Баклэнд, знаменитый английский геолог и палеонтолог XIX века, но также и теолог, ставший на склоне лет настоятелем Вестминстерского аббатства, один из неподдельных чудаков-оригиналов от науки: он рисковал отчаянно, хотя и шел на этот риск из любопытства, а отнюдь не в силу исключительного желания спасти человечество. Баклэнд славился тем, что употреблял в пищу самые невероятные, экзотические предметы, притом в таких масштабах, что, как он сам похвалялся, ему удалось испробовать на вкус большую часть животного мира. Как сообщал английский писатель Огастэс Хэа (Augustus Hare), с ним случился однажды даже эпизод практически каннибальского свойства:

Разговор о странных, необычайных реликвиях привел к тому, что было упомянуто сердце одного из французских королей, которое хранили в Нунэме в серебряном ларце. Доктор Баклэнд, разглядывая его, воскликнул: «Много престранных вещей довелось мне уже отведать, а вот сердце короля ни разу не ел!» — и прежде, чем хотя бы кто-то успел остановить его, он жадно заглотил эту драгоценную реликвию, так что она оказалась навеки утрачена.

Баклэнд, как и целый ряд исследователей-врачей, которых мы еще встретим по ходу повествования, был готов подвергнуть риску себя самого, однако все же куда больше было на свете тех, кто предпочитал травить других. И с некоторыми из них мы сейчас и познакомимся.

Но в Средней Англии законы и современные обычаи все же создали некую уверенность в безопасном существовании даже для нелюбимых жен. Здесь не допускается убийств, слуги здесь — не рабы, а в аптеке здесь вам не продадут яда или снотворного зелья так же легко, как порошок ревеня.

Если бы в Англии во времена Джейн Остин жили и работали несколько Лукуст, все было бы отнюдь не так патриархально, как она описала, — слишком уж у многих в те годы была потребность в услугах подобного сорта,. Так, в том же номере газеты «Таймс» за 1859 год, где рецензировалась книга Чарлза Дарвина «Происхождение видов», можно было прочесть и рассчитанную на развлечение читателей заметку из зала суда по бракоразводным делам, которая позволяет составить представление о том, на что приходилось пускаться тогда супругам, желавшим развестись. Требовалось приводить целые толпы свидетелей, готовых рассказать судьям, как они якобы своими собственными глазами лицезрели, что именно обе стороны проделывали в парке, да еще и в полуодетом виде… Только тогда судейские умы могли прийти к одному-единственному, непреложному выводу: в кустах восторжествовал порок! Ведь в викторианской Англии требовалось совершить совершенно скандальный адюльтер, продемонстрировав стальное, несгибаемое намерение избавиться от своего супруга или супруги, или же обе стороны, то есть оба супруга, должны были вступить друг с другом в сговор, дабы оказалось возможным привести те самые доказательства, которые требовал закон — а закон между тем был настроен совершенно беспощадно, желая каленым железом выжигать как раз саму возможность какого-либо уговора между сторонами в процессе.