Навстречу Восходящему солнцу. Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией - Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе Страница 8

Из-за войны, которая разразится в первое десятилетие правления Николая II, много говорилось о том, как большое путешествие на Восток повлияло на его мировоззрение. Один биограф-эмигрант писал, что царь был «первым государем, проехавшим по всей необъятной Сибири. Он был охвачен первопроходческим духом, и его юношеское воображение пленялось грандиозными идеями». Между тем Сергей Витте в своих мемуарах приходит к следующему выводу:

Когда молодой цесаревич неожиданно сделался императором вследствие преждевременной смерти императора Александра III, то, естественно полагать, в душе его неоднократно рождалась мысль о дальнейшем расширении великой Российской империи в направлении к Дальнему Востоку, о подчинении китайского богдыхана, подобно бухарскому эмиру, и чуть ли не о приобщении к титулу русского императора дальнейших титулов, например: богдыхан китайский, микадо японский и проч. и проч. [6].

Известно, что Николай не отличался многословностью в своих писаниях, и ученые немало сетовали на то, как трудно понять его мысли из таких источников. В основном дневники и письма Николая, написанные во время путешествия, довольно типичны для европейского аристократа XIX в. Как юноша, который только что завершил свое образование, великий князь наслаждался жизнью, и естественно, что в своей корреспонденции он живописал охоту и приключения в компании друзей и местных женщин [7].

Аллегория Большого путешествия Николая II на Восток

Рисунок Н. Каразина. (Ухтомский. Путешествие… Т. 2. СПб.; Лейпциг, 1895)

Письма Николая домой также выдают увлечение экзотикой. Его восхищение пирамидами Гизы, слонами Сиама и плавучими городами Кантона было характерно для знатного путешественника Викторианской эпохи. То же самое можно сказать о его ура-патриотизме, проявлявшемся в пренебрежительных высказываниях о военно-морском флоте Британии в Сингапуре и Гонконге. Те тексты, которые выходили из-под пера Николая после его воцарения в 1894 г., тоже ничего не проясняют. Его письма, беседы и короткие карандашные пометки на полях официальных документов по-прежнему оставались очень лаконичны. Единственный способ понять, что его подданные думали об империи и ее роли на Дальнем Востоке, это послушать, что говорили более красноречивые современники.

Тем не менее, как следует из письма Николая о Сибири, адресованного Сандро, путешествие, несомненно, пробудило в его воображении сильный интерес к Востоку. Цесаревич с большим рвением принялся за выполнение одной из первых своих официальных обязанностей: в 1893 г. он был назначен председателем Комитета Сибирской железной дороги. Когда немногим более года спустя Николай унаследовал трон, сторонники политики продвижения в Азию начали находить понимание у нового царя. Князь Эспер Ухтомский, официальный летописец путешествия, едва ли преувеличивал, когда писал, что «факт посещения культурных стран Востока первенцем Белого Царя преисполнен глубокого смысла с истинно русской точки зрения».

Успехи русского оружия в Азии есть не только успехи политические, но вместе с тем и человечески гуманные. Штуцерная пуля и нарезная пушка проносят здесь те зачатки цивилизации, которые иным путем, вероятно, еще долго не попали бы в окаменелый строй среднеазиатских ханств...

В феврале 1952 г. выдающийся советский режиссер Сергей Юткевич выпустил свой первый цветной фильм — эпопею о путешествиях русского исследователя XIX в. Николая Михайловича Пржевальского по Внутренней Азии. Наполненное событиями приключенческое полотно под названием «Пржевальский» показывает героя в борьбе с суровой природой и кознями врагов — реакционно настроенных географов, маньчжурских чиновников и английского агента-злодея, мистера Саймона. Зрители также могли насладиться видами экзотической живой природы, караванов в пустыне, монгольских юрт, охоты на грифов и классического китайского театра. Кинокартина была выпущена в момент расцвета китайско-советской дружбы и изображала исследователя большим другом азиатских народов, ратующим за дело угнетенных китайских и корейских крестьян, где бы он ни оказался. Газета «Правда» опубликовала восторженные отзывы о фильме, заслуга которого в первую очередь состояла в том, что «фильм показывает, что в работе Пржевальского выразилась прогрессивная роль русской культуры в Азии».

Однако когда режиссер со своей съемочной группой приехал в Пекин для съемок эпизодов картины, он столкнулся с серьезными возражениями китайских властей. Местные чиновники вовсе не считали Пржевальского великим гуманистом, который путешествовал по Внутренней Азии, пропагандируя дружбу между русским и китайским народами. В их глазах географ в форме офицера царской армии был всего лишь шпионом и врагом Китая. Только после вмешательства советского посла, который напрямую обратился к Лю Шаоци, секретарю Центрального комитета Коммунистической партии Китая, работа над фильмом была разрешена [8].